– Позабудь обиды, Ярославич! – проговорил Михей Соколятник. – От Новгорода и до Торопца недалече, а ведь это отчина жены твоей. Ливонцы и туда нагрянуть могут.

– Окончен разговор, господа новгородцы! – повысил голос князь. – Я вам не игрушка: захотели – побаловались, а наскучила – так с глаз долой! Коль князь вам надобен, тогда в Тверь ступайте, к моему младшему брату Константину. Он рад будет сменить тверское пепелище на княжение в богатом Новгороде.

– Знаем мы Константина Ярославича, – сказал на это Михей Соколятник. – Он в чтении книжном смыслен да в ученых спорах, а для ратного дела Константин не пригоден. Невоинственный он человек.

– Тогда езжайте в Суздаль, господа новгородцы, поклонитесь другому моему брату, Андрею, – промолвил князь. – Уж он-то войну любит! С превеликой радостью Андрей возглавит полки новгородские.

– Андрей Ярославич ратолюбив, это нам ведомо, – сказал боярин Ерофей, переглянувшись с Михеем Соколятником, – однако молод он еще годами. Воинский опыт у него еще невелик. Вот кабы ты, княже, послушал нас…

– Довольно, боярин! – прервал посла Александр Ярославич. – Слово мое твердо! Не захотели вы мне подчиняться в свое время, ну так сами теперь с бедами своими управляйтесь!

Послы, понурив голову, направились прочь из тронной светлицы. У низких закругленных дверей они сгрудились кучкой, пропуская вперед главу посольства, который своей дородной фигурой занял весь дверной проем.

В этот момент Иван Мелентьевич узнал Бедослава в одном из двух гридней, застывших с дротиками в руках у выхода из тронного зала. Купец изумленно вытаращил глаза на Бедослава, который смотрелся весьма молодцевато в голубом кафтане, красных сапогах и красной парчовой шапке с меховой опушкой. Иван Мелентьевич ткнул локтем в бок Михея Соколятника, кивнув ему на Бедослава.

Тот тоже узнал бывшего плотника, вскружившего голову сестре Ивана Мелентьевича.

– Откель он тут взялся? – сердито прошипел Михей прямо в лицо Ивану Мелентьевичу. – Я вижу, этот проныра нигде не пропадет!

– Почуял пес, что новгородские ушкуйники ножи на него точат, потому и удрал в Переславль! – с кривой ухмылкой ответил Михею Иван Мелентьевич.

Бедослав расслышал, о чем шептались два купца, имевшие на него зуб, но вида не подал. Он был даже рад в душе, что Иван Мелентьевич и Михей Соколятник теперь знают о месте его пребывания.

«Пущай знают, злыдни толстопузые, что я не погиб и не сгинул, что не мыкаюсь в нищете! – торжествующе подумал Бедослав. – Прознают дружки Кривуши, что я в Переславле, и ладно. Руки у них коротки, чтобы достать меня здесь!»

Из Переславля-Залесского новгородские послы отправились не домой, а в стольный град Владимир на поклон к грозному Ярославу Всеволодовичу. Посланцы новгородского веча надеялись воздействовать на Александра Невского через отца его, но и во Владимире их постигла неудача. Ярослав Всеволодович выслушал новгородцев, но помогать им не стал, поскольку сам некогда натерпелся от их строптивости в пору своего княжения в Новгороде. Было это еще до Батыева нашествия.

– Что посеете, то и пожнете, господа новгородцы, – сказал послам великий князь. – Я своему старшему сыну не указчик, у него своя голова на плечах.

Так послы ни с чем вернулись в Новгород.

В конце марта вдруг завьюжило, навалило снегу, словно зима одолела в противоборстве весну.

В один из таких мглистых снежных дней в дом Степана Колтыги пожаловали нежданно-негаданно гости. Приехал в обозе таких же беженцев Пятунка Евсеич со своей старшей дочерью Ярункой. С живущими в Новгороде родственниками у Пятунки были натянутые отношения, поэтому он попросил крова у своего давнего приятеля Степана.

– Начисто разорили меня ливонцы проклятущие! – жаловался другу Пятунка. – Сначала всех лошадей угнали, потом коров и свиней забрали, сено увезли и зерно из амбара выгребли. Увели в неволю еще в начале зимы Бедослава и кузнеца Онисима, а в прошлом месяце двух старших сынов моих пленили. С горя супруга моя расхворалась совсем, я отвез ее вместе с четырьмя младшими детьми к ее родне в Порхов, а сам с Ярункой в Новгород подался. Слух прошел, что вече новгородское постановило войну объявить ливонцам, так я готов в войско вступить. А Ярунка пусть пока у тебя поживет, друже. Она у меня смирная, не стеснит вас с Марфой. Еще и по хозяйству пособит.

– Слух этот верный, брат, – сказал Степан. – Во всех концах Новгорода идет набор ратных людей. Общий сбор объявлен в Славенском конце. Токмо некому возглавить войско новгородское, в думе боярской по этому поводу уже не один день споры идут.

– Как это некому? – удивился Пятунка. – А Домаш Твердиславич куда подевался? А Судислав где?

– Оба в Новгороде, но не хотят они главенство на себя брать, – ответил Степан. – Давеча на вече Домаш корил бояр, припомнив им свой неудачный поход на Кемь. Тогда ливонцы крепко были побиты в Брусянском лесу. Однако бояре перессорились во время дележа военной добычи, да так, что половина войска назад повернула. Кемь тогда новгородцы так и не взяли.