Иначе — не получается. Иначе — нельзя. Смотреться белой вороной в «серо-чёрном» оперском коллективе — значит, становиться всеми не любимыми одиночками…

А таким у нас — ходу нет!..

Часть вторая

Л Ю Д И

Среди однородной массы сотрудников уголовного розыска (все — примерно одинакового возраста, комплекции, темперамента, ума, характера, и биографии) яркими пятнышками выделяются некоторые уж очень чем-то выделяющиеся индивидуумы…

1. ВЕСЕЛЬЧАК

Взять хотя бы Саньку Кириллова, «территориала» из соседнего со мною кабинетика. Краснорожий, глаза-щёлочки, упитанные щёчки, на хомячка похож. Но хомяк — животное безвредное, а Саньке безвредным не назовёшь…

Допрашивал он как-то по-особенному…

Допустим, сидит перед ним на табуретке подозреваемый в чём-либо гражданин, и гонит понятно что: там — не был, того — не делал, а о про такое — и понятия не имеет… Старинная, множество раз слышанная любым из оперативников песня!..

Так вот, слушает Кириллов молча, похаживая по кабинету то вдоль, то поперёк, и головой согласно кивает, мол: «Верю я, верю!», и: «Наверняка всё так и было, без сомнения!..» И при этом весь из себя — вдумчивый, задушевный, свойский… Вот подозреваемый и перестаёт пугаться возможных неприятностей. Наоборот — смелеет, широко расправляет плечи, крепчает голосом, и, утверждающе помахивая в такт своим словам рукою, чуть ли не диктует оперу, как тому следует обрисовать в служебных бумаженциях картину произошедшего, и в какую сторону направлять расследование…

И в этот момент полнейшего упоения допрашиваемого своей пламенной речи Санька, вдруг остановив его лёгким прикосновением к плечу или руке, спрашивает с вежливым спокойствием: «Тебе вмазать, чтобы не хренел, или сам усохнешь?..»

Не врубившись, подозреваемый ошарашивается:: «Что-что?!»

«То самое…» — с улыбкой поясняет опер, мгновенно хватает со стола дубинку и больно бьёт простофилю по колену. «Ах!..» — изумлённо дёргается тот, отшатываясь.

Санька — сама доброжелательность. Радостно щурится: «Продолжай, продолжай… Я тебе не мешаю…»

После минутной паузы, потирая ушибленное колено и испуганно пялясь на вновь застывшую на столе дубинку, подозреваемый продолжает… Вначале — осмотрительно, памятуя о внезапном ударе, но затем, успокоившись и придя к выводу, что то была какая-то нелепая случайность, тихонечко выруливает на прежнюю дорожку… Но только-только повышает он голос до прежних высот правдивости и самоуверенности, как дубиночка срывается со стола, и по другому его колену — хрясь!..

«Ой!» — подскакивает на месте допрашиваемый, широко распахнув глаза на оперуполномоченного. И что особо потрясает его: Санька… улыбается!.. Да-да, он даже смеется, весело и миролюбиво…»Говори-говори, я внимательно слушаю!..» — сквозь заливчасто — звонкий смех просит Кириллов.

Подозреваемый молчит, боясь произнести хоть слово, но дубинка предупреждающе вздрагивает, и он тотчас начинает говорить… Говорит, говорит, говорит…

Бац — дубинкой по коленной чашечке!..

И сразу — серебристое хохотание Санька, и его просительное: «Продолжай, чего встал… Не обращай на меня внимание!..»

Ничё себе… «не обращай внимание»… Отмалчиваться — нельзя (за это Кириллов тоже бьёт), но и говорить не получается, — то правой рукой лупит «демократизатором» Санька, то левой, и всё — весело, заливчасто, оптимистично!..

Случайно заглянувшие в РОВД и проходящие мимо дверей кирилловского кабинета мирные граждане, слыша звонкий как колокольчик смех из-за дверей, невольно улыбаются. Дескать: весело мужики здесь живут!.. Не знают, наивные, что не анекдоты за тою дверью рассказывают, и не корефану подмышкой щекочут, а живого человека мордуют!.. Правда, он в 98 % — мразь, бандит, урка блатная, но тем не менее и он — живая душа, и ему от битья — больно, а вдвойне больно — когда вот так бьют, с улыбочкой, со смехом и щутками-прибаутками…

Оригинально «колол» наш контингент Кириллов, изобретательно, радостно даже, но был в его действиях какой-то… потаённый обман, что ли…

Розыскники — народ простой, вне пределов оперативных комбинаций и взаимоотношений с начальством, в общем-то — бесхитростный. И коль уж колотишь гражданина как боксёрскую грушу, то будь добр — изобрази ментовскую сердитость, сверкни грозно глазками, прохрипи клиенту страшилку из подходящего к данному случаю репертуара, типа: «Колись на сознанку, сучара, а не то я начну сердиться!»,