– Наша война с Ункерлантом похожа на все наши войны с Ункерлантом, – откликнулся дьёндьёшский посол, поведя могучими плечами, – неторопливая, тяжелая, скучная. Какой еще она может быть на такой местности? – Он гулко хохотнул. – Зрите ли насмешку судеб, ваше превосходительство? Мы, жители Дьёндьёша, почитаем себя – и по справедливости – прирожденными воинами, однако звезды, поместив нас на крайнем западе Дерлавая, заставили ныне с трудом искать врага, достойного нашего пыла.

Хаджжадж поднял бровь.

– Не сочтите за оскорбление, но, на мой взгляд, это не самая большая проблема для державы.

– Я и не ожидал, что вы поймете. – Хорти отпил еще финикового вина. – Немногим за пределами владений экрекека Арпада дано понять. Альгарвейцы иногда бывают близки, но…

Он помотал лохматой головой.

– Полагаю, в данный момент они столкнулись с обратной проблемою, – отозвался Хадджадж. Теперь уже брови Хорти поползли вверх. – Не кажется ли вам, – пояснил министр, – что Альгарве ввязалось в войну превыше своего пыла, как бы велик он ни был? Поспешу добавить, что пыл наших союзников весьма велик.

– Не сочтите за оскорбление, – ответил Хорти, – но, на мой взгляд, вы ошибаетесь. Или же торопитесь с выводами. Войско короля Мезенцио продолжает продвигаться на запад.

– О да. – Министр исторг вздох более мрачный, чем самая холодная ночь Зувейзы. – Однако благодаря ли своему пылу продвигаются они или же благодаря иным средствам? Подумайте, на каком наречии ведем мы беседу, ваше превосходительство. Насмешка судьбы, сказали вы. Не зрите ли ее и ныне?

– А-а… – протяжно выдохнул Хорти. – Теперь понимаю, к чему вы вели речь. Но это лучше, чем, подобно ункерлантцам, убивать соплеменников.

– Здесь мы расходимся во мнеиях, – вежливо отозвался Хадджадж и отделался от дьёндьёшеского посла так быстро, как только позволяли приличия.

– Тост! – воскликнул маркиз Балястро.

Ему пришлось крикнуть несколько раз, чтобы услышали все. Когда, наконец, наступила тишина, альгарвейский посол поднял бокал:

– За великую победу объединившихся против варварских чудовищ Ункерланта!

Отказаться пить для Хадджаджа значило привлечь излишнее внимание. «Чего только не сделаешь во имя дипломатии», – подумал он, поднося бокал к губам. Он выпил дракоценный напиток залпом. Сладкое, крепкое вино ударило в голову, и Хадджадж сам не заметил, как ноги принесли его через толпу к Балястро.

– Как поживаете, ваше превосходительство? – поинтересовался альгарвеец с широкой, дружеской улыбкой, поблекшей, когда маркиз вгляделся в лицо старика. – Что тревожит вас?

Они с Хадджаджем были друзьями, и оттого министру еще трудней было сказать то, что рвалось с языка. Но он заговорил все равно, лишь понизив голос, чтобы никто, кроме Балястро, не услышал:

– Не выпить ли нам заодно за варварских чудовищ Альгарве?

Пусть с неохотой, но Хадджадж вынужден был отдать Балястро должное – альгарвеец не стал делать вид, будто не понимает намека.

– Ради победы мы готовы на все, – промолвил он. – Кауниане угнетали нас долгие века. Вам приходилось жить в Альгарве, вы знаете это и сами. Зачем же тогда вините нас, а не их?

– Когда ваши армии ворвались в маркизат Ривароли, отторгнутый у вас Валмиерой – несправедливо, на мой взгляд, – в Шестилетнюю войну, разве стали ваши враги приносить в жертву альгарвейцев, чтобы добытой колдовской силою преградить вам дорогу? – спросил Хадджадж и сам же ответил: – Нет. Хотя могли, признайте.

– То, что творили они с нами в прежние годы, хуже всякой резни, – парировал Балястро. – Век за веком мы сражались друг с другом, точно каунианские марионетки. Пусть другие стенают и скорбят, ваше превосходительство. Я не вижу за собою вины. – Он выпятил грудь и состроил грозную мину.

– Мне жаль вас, – печально промолвил Хадджадж и отвернулся.

– Мы стали сильны, и вы окрепли вместе с нами, за нашей спиной, – напомнил Балястро. – После того как вы мечтали отомстить Ункерланту, достойно ли жаловаться на дорогу, которой вам пришлось пройти?

Хаджжадж вновь обратился к нему. Упрек был частично обоснован и оттого жалил сильней.

– А кто теперь пожелает отмстить Альгарве, ваше превосходительство, и по какой причине? – поинтересовался он.

Балястро по-альгарвейски театрально пожал плечами с великолепным безразличием.

– Дражайший мой друг, когда мы станем хозяевами Дерлавая, это перестанет иметь всякое значение. Скорей пес, что воет на луну, добудет ночное светило, чем добьется своего любой, кто стремится к мести Альгарве.