– Учишься в школе?

– Да. Скоро заканчиваю.

Как ей сейчас нужны были карандаш и бумага! В каждом мускуле и даже выражении лица этого парня было заметно напряжение – молодое, строптивое, бесконечное напряжение.

– Будешь поступать в колледж?

Он пожал плечами. Это еще один камень преткновения между ним и родителями. «Образование – это твоя лучшая возможность!» Он сам для себя лучшая возможность.

– Поеду в Калифорнию, в Лос-Анджелес, но сначала нужно накопить денег.

– Чем ты хочешь заниматься?

– Заработать кучу монет.

Она рассмеялась, но по-дружески, без издевки. Эрни чуть было не улыбнулся в ответ.

– Нетривиальное устремление. А хочешь поработать моделью?

В его взгляде мелькнуло подозрение.

«Очень черные глаза, – отметила Клер. – И совсем не такие, какие должны были бы быть у мальчишки его возраста».

– Моделью? Для чего?

– Для скульптуры. Я бы хотела вылепить твои руки. Они тонкие, но в то же время видно, что сильные. Ты мог бы зайти ко мне как-нибудь после школы. Я оплачу твое время.

Эрни отхлебнул пепси, думая о том, что у нее надето под джинсами.

– Может быть, зайду.

Он вышел из дома и машинально схватился за перевернутую пентаграмму, висевшую на груди под майкой. Сегодня ночью он проведет свой обряд. Обряд, посвященный сексу.

Кэм заехал в бар Клайда после обеда. Он часто заходил сюда в субботу вечером, с удовольствием выпивал бутылку пива, с кем-нибудь разговаривал и играл в бильярд. Рафферти брал на заметку тех, кто слишком много пил, а потом смотрел, чтобы все они отправились по домам.

Он вошел в бар, и со всех сторон послышались приветственные возгласы. Заодно те, кто сидел и стоял здесь, замахали руками. Сам Клайд, который с годами становился все толще и толще, подал ему пиво. Кэм любил эту атмосферу старого заведения и бывал здесь с удовольствием.

Из второго помещения бара доносились звуки музыки, стук бильярдных шаров, иногда ругательство, вырвавшееся в сердцах, и громкий хохот. Мужчины и несколько женщин сидели за квадратными столами без скатертей, на которых стояли кружки пива и переполненные пепельницы. Сара Хьюитт, сестра Бада, которая работала у Клайда официанткой, не успевала вытряхивать их и подавать напитки.

Кэм знал, что здесь он, как всегда, будет весь вечер держать в руках бутылку темного пива, слушать одни и те же разговоры, внимать одним и тем же просьбам, вдыхать одни и те же запахи. Старые часы на стене всегда будут отставать на десять минут, а картофельные чипсы, которые принесет Сара, всегда будут не такими хрустящими, какими должны быть. Но думать, что Клайд всегда будет стоять за стойкой своего бара, ворча на посетителей, было приятно.

Сара, сильно надушенная резкими духами, немедленно оказалась рядом. Она положила перед Кэмом пакет чипсов и слегка дотронулась до него бедром. Рафферти машинально, без интереса, отметил, что она изменила прическу. После последнего посещения салона Бетти, сестра Бада, стала блондинкой в стиле Джин Харлоу [16] , причем одна прядь свешивалась ей на глаза.

– Я не знала, придешь ли ты сегодня, – во взгляде Сары и слепой бы увидел желание.

Кэм с удивлением подумал, что было время, когда он готов был жевать стекло, чтобы его одарили таким взглядом.

– Как дела, Сара?

– Бывало и похуже, – теперь она касалась Кэма и грудью. – Бад говорит, у вас много дел.

– Хватает, – Кэмерон слегка подался назад и отхлебнул пива.

– Может быть, встретимся попозже? Как в старые времена… – Сара призывно улыбнулась и тут же с раздражением оглянулась через плечо – ее кто-то звал.

«Она явно намеревается залезть мне в штаны – и в бумажник тоже, раз уж я вернулся в город…»

– Я скоро заканчиваю. Хочешь, зайду к тебе?

– Спасибо за предложение, Сара, но я предпочитаю жить воспоминаниями.

– Дело твое, – она пожала плечами, но интонации стали еще мягче. – Я теперь лучше, чем была раньше.

«Об этом все говорят», – подумал Кэм и потянулся за сигаретой.

В семнадцать лет Сара была сногсшибательной красоткой и могла бы не разменивать свою привлекательность, но решила, что коллекционировать парней – это интересно. Боевой клич старших классов школы Эммитсборо тогда звучал так: «С Сарой Хьюитт получится».

Проблема была в том, что он-то, кажется, ее полюбил… Во всяком случае, полностью своим мужским началом и по крайней мере половиной сердца. Теперь Кэм испытывал к Саре жалость, а это, он знал, хуже презрения.

Голоса в бильярдной стали более громкими, а выражения менее цивилизованными. Кэм поднял бровь и посмотрел на Клайда.

– Оставь их.

Голос у Клайда был глухой и скрипучий, как будто его связки обернули фольгой. Он нахмурился, от чего все пять подбородков закачались, словно желе, но тем не менее повторил: