В этом небольшом разделе я сразу же привожу всю минимально необходимую для понимания проблемы литературу в библиогафии (в действительности же работ, видимо, раза в два больше), помечая ее верхними индексами; литература выстроена по алфавиту, а работы одного автора — по хронологии. Получился массив примерно в 250 работ1-250. Из них больше половины — это описания камней краеведами, опубликованные в периферийных, изредка центральных газетах, краеведческих альманахах, журналах типа “Турист” и так далее. Я тоже больше половины книги посвящаю сакральным камням. Поэтому в данном очерке приведу небольшую историю данного вопроса. Так, А.С. Попов в своих “заметках краеведа” Время собирать камни , пишет: Люди знали о существованиии камней со знакми много веков назад. Едва ли не первыми из исследователей, обратившим внимание на высеченные на камнях следы, был “отец истории Геродот” (V век до н.э.), который в своих заметках о Скифии писал: “На берегу Тирасы (Днестра — А.П.) показывают ступню Геракла в скале, похожую на след человека, но в два локтя длины (72-92 см — А.П.).” Что же касается изучения камней со знаками у нас в России, то ими заинтересовались хначительно позже, с начала XIX века. И первыми, кто занялся поисками этих камней, были не профессиональные ученые, а любители и энтузиасты, как, например, декабрист и поэт Федор Николаевич Глинка. Именно с него и можно начинать отсчет того времени, с которого на северо-зараде России и наинается систематический поиск памятных камней 251. Эти строки весьма интересны тем, что они одновременно и верны, и неверны, и понимать их можно по-разному. С одной стороны, названы древние греки с их V веком до н.э. и Россия с ее интересом в XIXвеке; все как обычно в культуре: древние греки — первопроходцы, славяне вообще и русские в частности — гораздо более поздние народы, и интересы у них запоздалые; шутка ли — спохватились только спустя 24 века! Но здесь упускается из виду то, что как раз тогда, когда Геродот удивлялся наличию стопы Геракла на скале Днестра, обитавшие там славяне не только поклонялись в лице этого камня своим богам (отнюдь не Гераклу), читая на них кучу надписей, но и изготавливали массу таких же камней в новых местах. Иными словами то, что представляло собой диковинку для заезжего грека, являлось частью повседневной реальности для славян, фрагментом их веры. И это знание и умение славяне вообще, но гораздо в большей мере русские в частности, как будет видно из результатов данного исследования, сохранили до начала XVII века. Сохранили бы и по сей день, если бы не реформа Никона. За XVIII век языческие реликвии были выброшены из христианских церквей, камни святилищ — раскиданы по полям и лугам, языческая вера была предана анафеме, а в любознательном XIX веке, всего через 120-150 лет энтузиасты-дворяне стали удивляться собственным религиозным реликвиям, словно были не русскими, а греками. Двумя веками раньше сбор священных камней был бы воспринять местной языческой общиной как святотатство! Это все равно, как сейчас заняться “сбором” и “коллекционированием” церковной утвари, “сбором” паникадил, алтарных распятий и иконостасов — нынче это даже атеистами признается за воровство, а уж верующими — за надругательство над святынями. Просто “очистившись от скверны” язычества и пройдя “просвещенную” стадию XVIII века, то есть потеряв напрочь всю языческую культуру, и даже не потеряв, а истребив ее собственными руками, дворянство через какое-то время проявило интерес к этим “диковинкам”, уже забыв, что они из области язычества — подобно тому, как Петра I заинтересовали всякие там двухголовые существа и прочие “игры природы”, забавы ради. Поначалу это было так; но очень скоро собранный материал сам заставил обратить на себя внимание. Конечно же, Федор Николаевич Глинка имел более глубокие цели. К счастью, я имел удовольствие познакомиться с его деятельностью в процессе работы над одной из монографий, посвященных чтению “загадочных надписей”, которые оказались русской руницей, и поэтому могу дать о деятельности этого исследователя более подробное заключение. Из сказанного вовсе не следует, будто я занимаюсь недооценкой первых собирателей крупиц язычества — мифов, сказок, песен, образков, свщенных кмней; они славня именно тем, что донесли до нас эту “живую старину”; гораздо хуже то, что их прадеды спокойно отнеслись к полному уничтожению на их глазах многотысячелетней славянской веры примерно так, как испанские конкистадоры, не моргнув глазом, смотрели как горят брошенные их рукой в костер рукописи многих краснокожих народов Америки. Никому в то время не пришло в голову сохранить какие-то книги, какие-то ценные камни, или хотя бы записать значение многих реликвий еще при жизни тех, кто знал их прямое назначние. Независимо от религиозной направленности данной мифологической системы, она существовала на Руси огромный период, и ее утрату я, как культуролог, считаю огромной духовной потерей. Ведь можно было сберечь хоть что-то из этого богатейшего духовного наследия! Но парадокс истории состоит в том, что мы хорошо помним имя Герострата, можем даже упомнить имя человека, который нашел какие-то уцелевшие фрагменты от сгоревшего храма, но не знаем имен архитеторов и мастеров, создавших сам храм! Таково свойство человеческой памяти. Но теперьперед нами стоит другая задача — реконструкция погибшего, и потому, разумеется, следует отдать дань должного уважения к тем людям, которые начали собирать эти драгоценные крупицы нашей древнейшей культуры.

Что и как читает современная эпиграфика. Современная славянская эпиграфика, представленная очень небольшим числом специалистов, весьма неплохо справляется со своей задачей, читая надписи на различных материалах, в том числе и на камнях или каменных крестах, если эти надписи нанесены кириллицей, глаголицей или германскими рунами. Кириллицу хорошо читал Б.А. Рыбаков, сейчас читает В.Л. Янин, оба типа письма читают С.А. Высоцкий (в Киеве), Рождественская Т.В. (Санкт-Петербург), Медынцева А.А. (Москва); по германским рунам специализируются М.А. Тиханова, Е.А. Мельникова и некоторые эпиграфисты Санкт-Петербурга; а вот, к примеру, тюркские руны (кроме енисейско-орхонских) пока не читает никто. Однако даже то, что читают, не всегда читают верно с первого раза; а плохо написанные кирилловские надписи не читают и вовсе. В этом смысле отечественная эпиграфика не хуже, но и не лучше зарубежной, и в этой части к ней претензий нет.

Что не читает современная эпиграфика. Современная славянская эпиграфика, под которой я понимаю, разумеется, прежде всего как научные коллективы РАН, так и перечисленных выше специалистов, не читает даже кириллицу хорошего написания, если она нанесена очень крупно или очень мелко, очень бледно, или инверсно, то есть светлыми знаками на темном фоне. Это мне вначале, когда я это обнаружил, показалось и странным и забавным одновременно, но это так. Затем я выяснил, что современная славянская эпиграфика не читает славянское слоговое письмо руницу, которую я вот уже с 1997 года преподаю в Государственной академии славянской культуры в курсе славянской палеографии. Это мне показалось уже менее забавным, а еще менее забавными показались мне поистине анекдотические случаи германского чтения славянких надписей на монетах, которые я опубликовал в своей предыдущей книжке о рунице и тайнах археологии Руси. Наконец, совсем не забавным выглядело признание анекдотичных и фантастических чтений от имени РАН достоверными, а моих — вполне понятных, естественных и действительно дающих информацию об исследуемых объектах — непригодными. При этом мои оппоненты уверяли меня, что они якобы говорят от лица науки, тогда как я — будучи доктором наук, профессором (более 14 лет), академиком РАЕН (и ряда других АН), председателем комиссии по истории культуры древней и средневековой Руси Научного совета по истории мировой культуры РАН (до меня это место занимал академик Б.А. Рыбаков), преподавая в ряде ведущих вузов Москвы — вроде бы просто сотрясаю воздух. Мне-то это вполне понятно: кто же любит более удачливого конкурента? Однако непризнание моих работ по большому счету лично меня вполне устраивает, поскольку обрекает моих оппонентов на отставание. Но для науки это потеря.

Как можно прочитать нечитаемое? Вначале я полагал, что некоторые надписи эпиграфисты не читают только потому, что они начертаны руницей или представляют собой смешение руницы с вириллицей. Позже обнаружил, что надписи типа детских каракулей эпиграфисты тоже не читают, полагая, видимо, что в средние века люди должны были писать только идеально, и что уровень письменной подготовки у всех должен был быть одинаковым. Поэтому я стал пытаться читать не толко надписи руницей и смешанные, но и некрасивые надписи кириллицей. А далее выяснилось, что даже в средние века писали не только мелко, но микроскопически мелко (пока я себе не представляю, как они сами видели результаты такого письма до изобретения очков и других оптических приборов). Это непонимание, однако, следует оставить при себе до той поры, пока эта проблема не разъяснится сама собой (а я уверен, что такое разъяснение рано или поздно наступит). Так вот, первым новшеством, которое я стал применять, стало увеличение размеров изображения, то есть я перешел к микрографии. С помощью современных компьютеров с высоким разрешением сканера этосделать несложно — ручной сканер сам по себе дает увеличение примерно в 4 раза, и этого хватает для того, чтобы разглядеть детали. Затем я понял, что частно наши предки писали буквы не в разрядку, а в виде лигатур; такое изредко встречалось и на текстах, прочитанных другими эпиграфистами, но такого количества наложений букв на букву, которое встретилось мне, я прежде не видел. Получались какие-то комки сплошных написей, из которых нужно было формировать привычные нам слова. Иногда от букв оказывались видны только верхушки или только низы. Однако, поскольку силуэты букв нам хорошо известны, даже в таких случаях надпись можно восстановить. Затем пришлось примириться с разной толщиной, размерами и наклоном букв. Получается нелегкая работа по синтезу слов, но она себя оправдала.

Но далее выяснилось, что очень часто наносятся светлые надписи на темном фоне, что хорошо видно на ровном фоне, но совершенно незаметно на фоне переменном, особенно на фоне многих темных букв. Но против этого нашлось замечательное средство на компьютере, а именно “обращение цветов”, когда позитив превращается в негатив, и тогда весь набор уже полученных навыков переносится на негативное изображение. Следующей технической новинкой стало использование повышенного контраста, что сразу показало наличие надписей на тех предметах, на которых прежде они не были заметгы. Наконец, совсем недавно в моем арсенале появилось еще одно средство: увеличение чувствительности сканера, что дает возможность на почти сплошной светлой поверхности замечать практически незаметные глазом затемнения. Комбинация этих средств, давно известная в физике (а я как раз по образованию физик), но почему-то неиспользуемая ни археологами, ни краеведами, и позволила “разговорить” камни.

Критерии славянской принадлежности камней. В начале данного введения я обещал дать тот критерий археологам, по которому можно будет отличить славянские, а также сакральные памятники, от неславянских и несакральных. Этот критерий очень прост: наличие славянских (точнее русских) надписей (то есть кирилловских букв или знаков руницы) для славянских памятников, и наличие имен языческих богов для памятников культовых. А если я вижу надписи типа ПЕРУН, ВОЛОС, ЖИВА, РОД, то я считаю, что передо мной памятник сразу и славянский, и культовый. И тогда снимаются все проблемы: краеведы приносят фотографии камней, я читаю надписи на них и определяю божество, которому они посвящены; сами божества и служат типологией камней — можно выделить камни типа Перуна, Волоса, Живы, Рода; по названиям камней можно определить тип святилища и, кроме того, камни могут дать очень много дополнительной информации, полезной и краеведам, и археологам.

Описание камней как комплексная задача. Все это написано не для того, чтобы противопоставить разные направления науки. Напротив, только в их взаимодействии можно выявить истину. Туристы сообщают о случайных находках краеведам, те фотографируют камни и публикуют их описания вместе с местными легендами, этнографы ищут исторические детали и этнографические параллели, эпиграфисты читают надписи, определяют принадлежность камней к тем или иным богам и дают массу другой полезной информации, вычитанной с самого камня, археологи определяют возраст камней и их связь с сопутствующим подъемным материалом, а все вместе позволяет начать осваивать ту поистине уникальную литотеку, которую оставили нам в наследие наши мудрые предки. В данной работе я попытаюсь сделать первые шаги по чтению этой каменной энциклопедии, донесшей до нас имена наших богов и конструкцию языческих святилищ.

Культовые камни

Под культовыми камнями я понимаю валуны, пользующиеся почитанием у верующих. От них я отличаю идолы — такие же валуны, но поставленные вертикально и имеющие либо моделированные тела целиком, либо моделировку только головы, либо намеки на подобную моделировку. Идолам у меня посвящена отдельная глава. Что же касается обычных культовых камней, то они имеют естественное расположение на местности, то есть лежат, однако тоже иногда обладают искусственным рельефом, а именно различного рода углублениями естественного или искусственного происхождения; иногда эти углубления напоминают следы копыт или очертания человеческих стоп и кистей, в таком случае они называются следовиками.