— У вас товар есть, у нас купец. И товар не залежалый, и купец наш хорош, — повел рукой в сторону сидевшего Ярослава Остромир. — Не сговоримся ли?

— Да ведь товар наш не всякому подойдет… — делано заартачился Илия.

— С чего бы? — Остромир тоже хорошо знал свое дело.

— Больно прост наш товар…

Некоторое время они пререкались, как и было положено. Ярослав сидел, выпрямившись и почти не слыша, о чем говорят. Лады не видно, неужто снова куда уехала? Ему не хотелось думать, что девушка еще раз может попасть в неприятность. Наконец он услышал слова Блуда:

— Будет тебе, боярин! Покажи дочь, посмотреть желаем!

Илия хитро прищурил глаза:

— А какую? У меня их две.

Ярослав беспокойно вскинул на него глаза:

— Ладу.

Никто не спросил, откуда князь знает имя девушки, все старше Ярослава, но хорошо помнили и свое молодое нетерпение, а потому постарались спрятать улыбки в усы.

— Ла-аду?.. — протянул боярин.

В разговор мужчин вмешалась Повета:

— Да ведь не одета она, в домашнем…

Блуд махнул рукой:

— Давай сюда, какую есть! Мы не наряды смотреть будем, а девку.

А Ладу уже вталкивала в дверь сестра, которая, едва заслышав, о чем речь, поспешила притащить ее из горницы действительно в чем была за работой. Повета сердито фыркнула: столько времени прошло, а эти дурехи не сообразили хоть косу переплести!

Боярышня едва переступила порог, не решаясь пройти дальше. Краска смущения заливала лицо девушки. Чтобы не расплакаться, Лада прикрылась рукавом. Остромир усмехнулся:

— Чего же встала, пройди сюда.

Но ноги девушки точно вросли в пол, не двигались. Блуд поднялся и подошел сам. Ласково уговаривая: «Не тушуйся, мы не съедим…», он потянул в сторону руку красавицы. Три пары мужских глаз впились в лицо девушки. Боярышня была хороша: тонкий стан, высокая грудь, толстая, с руку коса, полыхавшая золотом… На нежные, залитые румянцем щеки легли тени длинных ресниц. Ворот простой домашней рубахи облегал лебединую шею.

— Глаза-то покажи, — потребовал Коснятин. — Небось, не косая?

Лада покраснела окончательно, но очи вскинула. Синева ее глаз могла поспорить с синевой летнего неба. Все ахнули: невеста и впрямь хороша!

Девушка не выдержала столь пристального разглядывания и метнулась вон из трапезной. Вслед раздался хохот.

Ярослав беспокойно переводил взгляд с одного боярина на другого — ну чего смеются? Понятно же, что смутили девушку!

Сватовство состоялось.

Князь Глеб молод, едва достиг походного возраста. Честно говоря, никто не понимал, зачем князь-отец отправил своего сына в такой далекий и непонятный Муром. Сам Глеб послушно согласился, он не мыслил себе, как можно пойти против воли великого князя.

С молодым князем в Муромские земли ехал епископ Илларион и его многочисленное святое воинство. Епископ надеялся быстро обратить в истинную веру мурому и посадить по окрестным селам своих людей. Воевода Горазд почему-то только головой качал, глядя на священников в их темных длинных одеяниях.

Дороги толком не было, Муром прятался далеко за непролазными лесами.

Но Муром не встречал князя хлебом-солью, напротив, город готов принять самого князя, но, прослышав, что с ним священники, которые станут крестить людей, муромчане собрали всю племенную рать и заперлись за стенами. Конечно, киевляне могли бы и осадить Муром и попросту нанести городу урон, но воевода хорошо понимал, что тогда они наверняка не вернутся обратно. Киев далече, а лес на Муромской земле действительно глухой…

Киевская дружина встала неподалеку от города. Горазд досадовал на Иллариона, если бы тот не стал требовать крещения от хозяев веси, в которой они останавливались, те не стали бы сообщать в город о приближающейся дружине. Тогда удалось бы войти в Муром миром, а там как бог даст. Теперь же не скоро удастся замирить муромчан, не поверят. Шли день за днем, но Муром ворот не открывал. Глеб ходил сам не свой, что делать, вернуться в Киев к отцу? Нельзя. Взять город в осаду? Тоже. Ему на помощь придет все племя, вырежут по одному и не только священников.

К князю попросился один из дружинников, сказал, что муромский, потому места здешние знает. Глеб только успел подумать, чем он может помочь, как воевода уже о чем-то расспрашивал дружинника, кивая головой. Горазд обернулся к князю:

— Здесь неподалеку есть укрепление, погост, еще со времен княгини Ольги стоит. В нем жить можно, подновим только кое-что.

Услышавший такие речи Илларион, рассердился:

— Негоже князю от муромы на погосте прятаться!

Горазд досадливо отмахнулся: