– Если вы внимательно посмотрите на головные повязки, то увидите, что они символизируют солнце, ветер, молнию и дождь, — прошептала Кэнди. — Лишь шаман точно знает, что обозначают эти костюмы, потому что он делал их в соответствии с явившимся ему видением. Теперь вот его выход.

К группе присоединился пятый танцор, причем раскраска его тела была не такой кричащей, как у других. Вместо набедренной повязки он носил брюки цвета хаки, а вместо мокасин белые теннисные туфли. Однако его лицо было скрыто примерно такой же черной маской, как и у других — а его эмблема на голове была самой красивой.

Было ясно, что шаману в церемонии отводилась особая роль, судя по тому, что прочие танцоры приноравливались к его движениям.

В течение последующих нескольких минут Кэнди ничего не объясняла. Танцы продолжались и набирали силу; Форчун наблюдал и пытался, насколько мог, постичь их смысл. Девушки, принимавшие участие в обряде, казались очень смущенными, когда танцовщики осторожно брали ту или иную из них за руку и вели по широкому кругу. Постоянный бой барабанов, тонкие причитания и непрерывное звяканье колокольцев усиливали эмоциональную сторону представления. Каждый танцор наслаждался своим сольным выступлением, уступая потом очередь другому по жесту жреца. «Примитивная, красивая и непонятная культура, — отметил Ганнибал. — Однако для того, кто вырос в этой среде, смысл этих обрядов был ясным».

Громадный бурый орел лениво двигал крыльями в ночном небе, внимательно рассматривая освещенные прожекторами места парковки и освещенные строения городка Кряж Апачей. На этой высоте воздух был прохладен, ночь прозрачна, а позади него из-за горы Суеверия всплывала желтая луна. Изменяя форму универсальной протоплазмы своих глаз, Уэбли соорудил телескопические линзы. Перед ним, далеко на западе, за горным хребтом, виднелись далекие огни города и его окрестностей. Симбионт прекрасно все видел.

На поиски костра и танцующих фигурок вокруг него ушло почти десять минут. Сложив крылья, он стал снижаться.

В течение нескольких минут он делал круги над площадкой, наблюдая за зрителями, планируя все ниже с каждым кругом, пока наконец на его рыжих крыльях не начал отражаться вновь разгоревшийся и, казалось, чуть не касавшийся его перьев церемониальный костер.

– Орел! Смотрите!

– Прочь!

– Боже правый, вы только посмотрите! Он сел вон на того парня!

– Свалился прямо с неба!

– Бьюсь об заклад, эти глупые индейцы считают, что это какое-то предзнаменование.

– А что, разве нет?

Сидя на плече Ганнибала, орел прошептал:

– Побудь здесь немного: у меня есть новость. Затем, мощно расправив крылья, Уэбли взвился в воздух и направился к гостинице «Суеверие».

– Полетел обратно в горы, — сказал кто-то.

– Бьюсь об заклад, что это неспроста.

– Совпадение! — фыркнул еще кто-то. — Чистое совпадение.

– Возможно.

– С вами все в порядке? — спросила Кэнди.

Форчун смахнул что-то со своего плеча и осмотрел неразрушаемую ткань костюма на наличие воображаемых разрывов.

– В порядке, — сказал он и сел. — Это случается на каждой церемонии?

Девушка сбоку посмотрела на него:

– Возможно, это чаще случается с Ганнибалом Форчуном, чем на апачских обрядах.

Суматоха и возбуждение постепенно прошли и волна любопытства спала. Музыканты решительно взяли прежний темп; преодолев минутную нерешительность, вступили и танцоры. Но на Форчуна продолжали оглядываться.

– Профессор, шеф желает вас видеть. Томлинсон, оторвавшись от своего занятия, встал и обернулся.

– Сейчас, — сказал он. Затем, обращаясь к своему ассистенту, добавил: — Деннис, можете продолжать; полагаю, с остальным вы справитесь сами. Только не забудьте сначала проверить тета-блоки объединения, а затем уже завинчивайте корпус.

– Понял.

У Денниса был вид скорее профессионального головореза, чем ученого, но такой же вид был у многих физиков, с которыми встречался Томлинсон. Оторвавшись от утомительной работы над монтажом, Томлинсон выбрался из глайдера и отправился вслед за резидентом Марклендом.

– Когда он прибыл? — спросил ученый.

– Примерно полчаса назад. Сюда, док.

Маркленд был неразговорчив. Бартоломью Томлинсон давно понял, что резидент сам не знал, когда прибыл Джоргол. Он разговаривал с Джорголом несколько раз по видеотелефону, однако сегодня будет их первая встреча с глазу на глаз. Долговязый физик как-то смутно опасался этой встречи — не из страха перед Джорголом, а по привычке бояться новых людей, особенно могущественных. Таким он был всю свою жизнь и привык к этому. Даже напоминание себе о том, что изобретенный им «Путаник» поставил его во властных кругах на равную ногу с сильными мира сего, не помогало — привычка была слишком сильной.