Шрифт:
– Нам хочется вас защищать, носить на руках, зачем вы лишаете нас такой возможности. Вы акселератки.
– Сам ты женатик!
– Ну…да! Разведенные мужчины, как бывшая в употреблении вещь.
Обидное слово «БУ».
– БэУшник, ПеТеУшник?
– У родителей не было денег учить меня пять лет в институте.
– Обиделся Дима?
– Мы из другого поколения. Люди из разных миров.
– Миру - мир!- девушка улыбнулась.
– Мир, май труд.
– Ты ходил на демонстрации?
– Захватил этот период. Заставляли.
– Насильно?
– Ну, ты бы пожила тогда, увидела.
– Я бы хотела сходить.- С нотками упрямства настаивала девушка
– Что там хорошего, несешь какой-нибудь транспарант с членом политбюро, дурак дураком.
– Я бы раз хотела сходить с шариками.
– Не знаю.
– Красные, синие, зеленые…целая гирлянда. И попеть песни. Вы пели тогда песни?
– Не помню.
– Неужели так можно все забыть?
– Помню, что пили водку тайком.
– И ты пил?
– Конечно.
– Про водку помнишь, а про песни нет? Дима! Что ты молчишь, улыбаешься?
– Странная штука жизнь. Мы с тобой ходим и ходим и ходим…и нам хорошо…
– А когда совсем замерзнем, иногда целуемся.- Добавила девушка
– Чем хуже - тем лучше?
– Что ты! О чем? Мне нравится, когда ты крепко прижимаешь
меня к себе. Нам становится теплей. Мне нравится, когда ты убираешь мой колючий шарф и нежно целуешь мои волосы, ушки, согреваешь их своим дыханием. Мне все нравится. Дима ничего не ответил своей спутнице. Казалось, он полностью погрузился в свои мысли. Девушка, медленно подбирая слова, продолжила:
– Мне нравится, когда ты снимаешь с меня варежки и греешь ледяные ладошки в своих руках. Люблю класть голову тебе на плечо. Люблю,когда ты подолгу не отпускаешь меня после поцелуя, и мы стоим обнявшись. Я еще многое люблю, но не знаю, как сказать.
– Я уже тебе говорил,- произнес после долгой паузы Дима,- в детстве, когда тебя еще не было, и никто не знал, будешь ли ты на этом свете, я ловил глупых несчастных синиц и не знал что с ними делать. Приносил их домой, оставлял на холодной веранде и кормил хлебными крошками. Иногда просовывал руку в клетку и ловил их беззащитных. Нет не беззащитных, они щипали, клевали меня клювиком, а я очень аккуратно держал их, дышал на них, согревал дыханием. Они смотрели на меня своими бусинками-глазками и не понимали, что я хочу им добра. А потом они умирали, умирали, не смотря ни на что. Я так заботился о них.
– Жалко!
– Не думаю, что мы можем быть вместе…. Не думаю …. Это в молодости я не отпускал бедных синиц и любил их… согревал дыханием. Сейчас другое дело.
– Милый ты говоришь глупости и зачем ты мне рассказываешь про этих синичек?
– Так просто.
На перекрестке ветер сильным порывом попытался сорвать
белый берет девушки, но она в последний момент удержала его и повернувшись спиной к ветру, поправила головной убор, убрала под него волосы и обратилась к своему спутнику с хитрой улыбкой на лице:
– Ты знаешь, где я живу?
– Скажешь тоже, всю зиму провожал и не знаю.
– Только до подъезда милый.
– Я все знаю… и квартиру, и твое окно. Я иногда подолгу стою и смотрю на него. Жду, когда ты погасишь свет.
– А смелости нет?
– Дело не в смелости.
– Ты боишься моей мамы?
– Не настолько, чтобы не прийти. Дело не в маме.
– Завтра восьмое марта.
– Я помню.
– Я думала, ты забыл.
– Нет, не забыл. Куплю маленький подарочек, который тебе обязательно понравится.
– Не думаю, что мне может понравиться то, что ты купишь.
– Я куплю и подарю тебе белые розы.
– А если вместо белых роз ты бы согласился зайти к нам.
– Познакомишь с мамой?
– Мама уехала на праздник к своей сестре в Барабинск. Я совсем одна.