В пожатии ее руки, в по-детски добром и простодушном взгляде голубых, как незабудки, глаз, окруженных лучиками морщинок, было что-то такое, отчего нервное напряжение отпустило Джой. Она смогла улыбнуться, смогла произнести «Здравствуйте, миссис Траверс, как вы поживаете?», смогла пробормотать что-то вполне достойное в ответ на дружелюбные слова миссис Траверс: «Джой, я так хотела увидеть вас, что просто не могла ждать дольше. Мне хотелось посмотреть, какая вы». Заговорщическое подмигивание с оттенком извинения, которым сопровождались эти слова, у любой девушки могли вызвать только одну реакцию — и Джой подумала: «По крайней мере, с ней — никаких разочарований!»

— Милая Джой, может быть, вы поможете мне сделать покупки? В Лондоне я совершенно не могу переходить улицы, а вы поддержите меня, хорошо? Мне нужно купить шерсти на джемпер малышке Мэвис. Я очень люблю вязать джемпера своим внукам, — застенчиво объяснила миссис Траверс. Может быть, где-то в глубине этих простодушных глаз прятался совсем не викторианский намек: «А скоро я буду обвязывать и твоих малышей!» — Рекс, — добавила она, — сказал, что отпускает вас сегодня. Забудьте о нем и его ужасных письмах и давайте отправимся в город. Думаю, раз ваша свадьба через неполные три недели, вам тоже нужно много чего купить для венчания? А ваш подвенечный наряд?

— Мой подвенечный наряд практически готов, — напряженным голосом ответила Джой.

Истинная правда, только подвенечный наряд предназначался для свадьбы с Джеффри Фордом.

Несколько месяцев подряд Джой Харрисон (она была истинным гением шитья) кроила, сшивала и покрывала вышивкой куски крепдешина и шелка, нежностью расцветок похожие на цветы. Кто узнает, какие — восторженные, наивные — мысли сопровождали каждый стежок? Всякую вещь для своего приданого Джой украшала вышитой собственными руками эмблемой любви — целая папка рисунков этих сладостных символов была собрана ею.

А теперь, что говорить, только прошлой ночью она хотела разорвать свой подвенечный наряд и приданое в клочья и предать огню. Или, еще лучше, сложить все, завернуть в папиросную бумагу, переложив лавандой и сухими лепестками роз, и не трогать, не открывать, пока она, Джой Харрисон, не окажется на смертном ложе. Тогда, а не раньше, она слабым голосом призовет сиделку, расскажет ей, где спрятаны эти прелестные вещи, и попросит похоронить себя именно в них.

Однако планы романтического свойства пришли в противоречие с отсутствием денег на новое приданое и подвенечное платье. Кроме того, напомнила себе Джой, нужно иметь красивые вещи, чтобы не стыдно было сдать их в прачечную и чтобы не ударить в грязь лицом под взыскательным взглядом французских горничных.

Она подумала об этом с горечью. Но обаяние миссис Траверс было столь сильным, что, когда та с искренним интересом осведомилась, какой же у невесты свадебный наряд, и попросила: «Вы должны показать мне ваш наряд и приданое, пока я здесь, ну, пожалуйста!» — Джой ответила, почти не покривив душой: «Конечно, миссис Траверс! С удовольствием!»

Сказав это, она вдруг почувствовала, что впервые в Лондоне после начала целиком поглотившего ее романа с Джеффри Фордом она беседует с другом. И подумала: «Если бы такой была мать Джеффри, он не изменился бы ко мне, не написал бы того письма и я не ввязалась бы в этот кошмар невзаправдашней свадьбы!»

После весьма содержательного для любой женщины утра, проведенного в магазинах, в созерцании витрин, после клубничного мороженого у Баззарда Джой вернулась на Харли-стрит. И здесь за ланчем наступила внезапная неожиданная реакция.

В ее неспокойном сердечке возникло сильнейшее раздражение — нет, не по отношению к миссис Траверс, умной, озорной и неизменно доброй, а по отношению к ее сыну.

У этой обаятельной женщины, одной из немногих, чья жизнь доказывает, что не все люди взрослеют и стареют, был совершенно непохожий на нее сын.

Он сидел во главе стола, ел котлету, запивая ее минеральной водой, сидел такой солидный и невозмутимый, и в голове у него были только аэропланы. Оказалось, что возлюбленную «Мот» пристроили к одному из приятелей Джока Мюрхэда и там премного довольны ею.

— О, когда вы обоснуетесь и утвердитесь во мнении старых леди, вам нужно будет купить другой самолет, — сказала миссис Траверс и спросила, брал ли Рекс Джой с собой в воздух. — Как, никогда?

— Нет, и меня тоже никогда, — вставил свое слово Персиваль Артур. — Послушай, бабушка, это все-таки несправедливо. Мне уже пятнадцать лет, как вы знаете. Дядя Рекс, когда ты разрешишь мне оторваться наконец от земли?

— Еще не скоро, старина.

— Надеюсь, Джой хотя бы видела, как ты летаешь, Рекс? Нет? О! Вы знаете, он прилетал ко мне в Суррей месяц назад. Я полдня его высматривала… Дорогая! Это было так волнующе! Сначала — маленькая точка в небе, потом — что-то похожее на скользящую ласточку, которая становилась все больше и больше, и вдруг — вы не успели еще ничего сообразить, — а белокрылый самолет уже приземляется на поле, и это так странно, когда из него вылезает огромный длинноногий мальчик, столь хорошо тебе знакомый, и в одной руке у него карта, а другой он стягивает с головы кожаный шлем.