— Ужасно.

В голубом экспрессе мальчика окончательно укачало, и он, почти без сознания, почти всю дорогу лежал, уткнувшись в колени Джой. Заботы о нем спасли Джой от раздумий о себе бессонной ночью. Снова утро. Умывание в жутком умывальном отсеке. Завтрак в вагоне-ресторане с ожившим Персивалем Артуром и его дядей Рексом, чье лицо после бритья в поезде было изрезано шрамами, а на подбородке красовались два комочка ваты. Прибытие в Канн.

Сначала — регистрация багажа. Неожиданно французские таможенники проявили к багажу новобрачных интерес, не притуплённый долгими годами службы. Один из представителей этой привлекательной породы мужчин с особенной улыбкой спросил Джой, не хочет ли она о чем-либо заявить. Нет? Тогда не откроет ли мадам этот чемодан? Чемодан был открыт, и в нем обнаружились умопомрачительные шелковые розовые лепестки приданого мадам. Ах! Пронзительный взгляд темных глаз. Достаточно, всего хорошего.

Потом они ехали в автомобиле; справа голубело Средиземное море, а слева на фоне приморских Альп в субтропической листве утопали игрушечные виллы.

Наконец автомобиль затормозил у двух белых вилл, обсаженных акацией. У изящных кованых железных ворот рос эвкалипт. По фасаду шли буквы: «Вилла для новобрачных».

— Ха! — вскричал Персиваль Артур. — Подходяще!

Джой нравилось, что эта вилла была совершенно не похожа ни на квартиру Джеффри, ни на жилище его матери, ни на дом на Харли-стрит; вообще ни на что была не похожа!.. «Она не будет мне ничего напоминать… Никакую „берлогу мужчины“… я бы не вынесла этого… Как замечательно, что она просто пародия на дом», — думала Джой.

Такой вердикт весьма обидел бы двух мисс Симпетт: они так старались сохранить эту виллу по соседству со своей (потеряв даже в деньгах) для англичан, которых они с викторианской выспренностью именовали «счастливой парой».

Обе мисс Симпетт готовились к встрече новых обитателей «Монплезира». Когда они в полном составе, — мужчина, девушка, мальчик, большая собака и очень английская служанка — двинулись к ступенькам, две леди выступили вперед, торжественно приветствуя их словами «добро пожаловать». С первого взгляда на них становилось понятным, отчего их эксцентричное идиотское целомудрие требовало, чтобы врач непременно был женат. Да, от них и следовало ожидать излишней щепетильности и суетливости средневикторианской эпохи. Двадцатый век, со всем тем новым, что привнес он в жизнь и искусство, — с футуризмом, радио, войной, ночными клубами, аэропланами, кинематографом и обязательной косметикой, — двадцатый век прошел мимо них, совершенно их не затронув. Дело не в том, что они просто состарились, — они даже не повзрослели. Джой тотчас поняла, что ни одна из этих престарелых богатых наследниц (одна — устрашающе худая, другая — болезненно полная) не обладала несокрушимой жизнестойкостью миссис Траверс. Даже выглядели они не как взрослые леди, а как поблекшая фотография вступающих в свет юных девиц шестидесятых годов прошлого века. На них были девичьи платьица по моде давно прошедших дней, с маленькими кружевными воротничками и манжетиками, поясками на талии и длинными широкими юбками — именно так, по их мнению, должно было одеваться незамужним леди. Они даже носили корсеты!

Персиваль Артур безмолвно констатировал: «Уроды!»

— Как вы поживаете? Мы так рады видеть вас, миссис Траверс! — защебетала старшая мисс Симпетт, из которой торчало столько костей, что на каком-нибудь маскараде ей следовало бы нарядиться Смертью — и первый приз был ей обеспечен. Казалось, что она прямо на глазах сейчас умрет от голода. — Путешествие было приятным? А это ваша собачка? — добавила она, протянув лапку в лайковой перчатке к блестящей шерсти Роя. — Хорошая собачка, чудный песик!

— О, он замечательный! Он смирный, как овечка, он и мухи не обидит! — хором заверили ее вновь прибывшие. Но в этом не было необходимости, ибо обе мисс Симпетт, страдающие большим количеством разнообразных фобий и неврозов, отнюдь не страдали «овчаркобоязнью»; «большая собачка» в их представлении вполне подпадала под звание Друга Человека. Они восхищенно защебетали над Роем, который вежливо позволил им почесать себя за ухом, а потом ушел и сел у ног Джой.

Джой была тронута отношением Симпетт к собаке; тем, что они заботливо поставили в тени глубокую миску со свежей водой; тем, с каким умилением они следили, как Рой жадно лакает воду. Растроганная, она забыла рассердиться на следующую реплику сморщенных губ:

— Мне кажется, это идеально романтичное место для медового месяца.

Ее младшая сестра, мисс Симпетт-толстая (комментарий Персиваля Артура: нужно посмотреть ей в лицо, чтобы увериться, что она стоит к вам лицом, а не спиной), кокетливо воскликнула:

— Я всегда говорю: главное — это хорошо устроиться! Не так ли, доктор Траверс?

Доктор Траверс, стоя среди олеандров, отреагировал по-английски односложно:

— Да.

— Как хорошо, что мы с вами соседи; как удачно, что прежняя владелица оставила в спешке все как было — да, эта француженка, мадам Жанна! Мы… э… мы никогда не поддерживали с ней близких отношений. Видите ли — живя вот так вдвоем здесь и не будучи замужем, мы должны быть очень осторожны в выборе знакомств, вы понимаете?

Джой сказала, что понимает.

— Очень осторожны в выборе тех, с кем мы общаемся! Я считаю: зачем знаться с иностранцами, если по соседству живет множество достойных англичан?.. Мы подозреваем, что мадам, должно быть, выступала на сцене. Она одевалась довольно вызывающе, если вы понимаете, что я имею в виду, и к ней приезжало множество визитеров… э… актерского вида, в любое время суток, на очень шумных машинах… Но я считаю… Может быть, мы войдем? Вот гостиная, она выходит в сад. Сюда, пожалуйста. Я считаю, что она обставила свой дом с отменным вкусом.

Когда глаза Джой привыкли к полумраку комнат после яркого солнца, она увидела, что мадам Жанне была по вкусу изысканная, пышная роскошь в розовых тонах с позолотой, которую трудно было бы отнести к стилю какой-либо определенной эпохи — может быть, фантазии на тему будущего? Но это было явно проигрышно. Бархатная обивка изящной, изогнутой мебели; ковры с длинным ворсом, в которых утопала нога; небольшие пушистые коврики и покрывала, белоснежные статуэтки; ниспадающие складки кремовых тюлевых штор, обрамлявшие и подчеркивавшие сапфировую голубизну моря за огромным окном, выходившим на террасу. Множество жардиньерок и цветочных ваз — сейчас в них стояли большие букеты чайных роз, запах которых смешивался с запахом «Дан ля нюи» — по-видимому, это были любимые духи мадам Жанны, ими пропахли все подушки, покрывала и коврики.