– Так ты по себе, что ль, ревешь? – поразился парень.

Я захохотала.

– Точно! И как ты только догадался?!

Попыталась отползти подальше, но он не дал. Рывком пересадил к себе на колени и ткнул головой в зеленую футболку, приятно пухнущую чем-то мужским. Я обняла его и прижалась, закрыв глаза. Одной рукой он гладил меня по волосам, как маленькую девочку, и я потихоньку успокаивалась. Это была истерика, полагаю. Второй раз в жизни. Первый был в одиннадцатом классе. Я завязала ногу, потому что она болела очень сильно, и собралась пойти на курсы по математике. Осень была, я в туфлях ходила. А нога раз – и не влезла забинтованная. Кажется, я спокойно сказала, что не пойду, или сразу начала плакать? А перед этим мне папка велел надеть футболку под кофту, ну я и надела, сложно, что ль? Он решил, что это я из-за нее не пойду и плачу тоже из-за нее. Сижу в своей комнате на диване, раздеваюсь, он входит злой, собирайся, поедешь со мной на дачу работать. Я ему говорю спокойно очень, не поеду, ноги болят. Он заорал, что поеду. Я в ответ громким визгливым голосом, что не поеду, у меня болят ноги, и в слезы. Он на меня опять орет, я рыдаю, мамка с кухни прибежала, спрашивает, что случилось. Я ей криком, не пойду на курсы, у меня нога не помещается, и вообще я жалкий инвалид, и как учиться буду – не понятно. Она меня к себе, успокаивает, тут и отец сразу стих, тоже меня успокаивать. Потом извинялся, что неправильно понял. Да, это была моя первая истерика. Больше года прошло, а повод всё тот же.

– Ты как, нормально?

– Нормально, – я отстранилась, коря себя, что платок в карман не бросила. Что можно было, уже вытерла рукавами, да еще и футболку ему намочила. Морда небось красная, глаза припухшие, красавица, хоть куда. Глаза поднять боюсь, истерила тут, как самая последняя неврастеничка. Сорвалась. Вот и съездили коту за посудой.

– Держи. Он, конечно, не первой свежести, но вроде чистый.

Взяла платок, нечаянно подняла глаза и наткнулась на смущенную улыбку, да так и замерла. Удивительной красоты лицо увидела. Опомнившись, склонила голову и высморкала сопли, потом протерла лицо. Стало полегче.

– Ты извини меня, я не хотела

– Ничего, со всеми бывает. Зато я увидел тебя настоящую.

О да, на всю жизнь такое убожище запомнишь.

– И мне понравилось.

Не выдержала, посмотрела на него недоверчиво и попала в плен зеленых глаз. Лицо обхватили длинные холодные ладони, так приятно успокаивающие разгоряченную кожу. Губы оказались совсем близко от моих, и я, не задумываясь, уничтожила между ними расстояние. Поцелуй получился дикий, страстный и удивительно живой. Ради этих ощущений стоило пережить даже смерть.

Я вдруг четко сознала, что только что навсегда изменила свою жизнь.

Часть 2

10 мая

Каменная леди, ледяная сказка, вместо сердца – камень, вместо чувства – маска, и что? Больно все равно!

Потянулась к столу, схватила телефон и отключила будильник, а потом завалилась обратно на кровать. Спать хочу.

Кровать спружинила от прыжка, маленькие пушистые лапки прошлись по груди. Теплый комочек улегся на шею, щекоча хвостом нос.

– Фу, Симон, брысь отсюда, – дунула на его шерстку, но коту хоть бы хны. Тогда невежливо спихнула рукой с себя и поднялась.

– Я что тебе говорила о кровати? Не смей ко мне лазить!

Умел бы мой кот разговаривать, сказал бы сейчас: «О чем это ты, хозяйка? Когда ты такое говорила?». По крайней мере, взгляд у него выражал именно невинное удивление и недоумение. Уф, надо мной уже и кот смеется.

Поднялась, подошла к окну. Светло почти, хорошо, сухо и тепло. Весна. Птички поют, хмель цветет, коровы балдеют, улыбка сама собой появляется на губах. Усмехнулась своим мыслям и положила ладонь на стекло. Философ…

Приказала себе взбодриться и побежала одеваться. Симон нагло забрался под одеяло и, снисходительно прищурив глаз, лукаво поглядывал на меня вторым. Бессовестный обожаемый нахал.

Дочитала «Кошки не плачут», неохотно заправила кровать, предварительно выгнав Сима – мурлыка гордо повернулся ко мне хвостом и пошел на кухню завтракать. Режим соблюдает, диету, ведет здоровый и активный образ жизни. Не то что хозяйка

Подхватила новую сумку, кожаную, с лаковой вставкой и вытесненными на ней буковками, высокую и не широкую. Очень высокую, а мне понравилась. Еще я выкрасила волосы в ядрено-рыжий цвет и чувствую себя необычайно уверенно, хочется улыбаться всему миру, настроение хорошее. Я теперь даже линяю, как рыжик! Почему-то это до ужаса меня прикалывает. Брательник называет меня «рыжинкой», в честь коровы «Рыжухи», коей окрестил меня отец, которому рыжий окрас не приглянулся. Ну, что он любя, я не сомневаюсь, однако ж. Раньше папка говорил, типа, не выучишься, и будешь смотреть в большие голубые глаза. Коровьи. Пастухом меня прописал, вот так.

С первого по девятое я благополучно прогуливала универ по уважительный причине – как бы болела. На самом деле ездила домой и на массаж, мне позвоночник ставили на место. Были там проблемы, искривление небольшое, так мне за три раза обещали сделать, как было. Вот второй уже моталась. Наговорилась с мамкой, узнала, что семья моя собирается переезжать в ближайшее Подмосковье. Мое мнение? Ну… Не знаю. Всё равно пересекаться редко будем… Хотя нет, наверное, они меня захотят на выходные забирать. Ой не, не надо такого счастья, на праздники еще куда ни шло, а вот каждые субботу и воскресенье – увольте.

Вышла на улицу, вдыхая воздух полной грудью. Увидела неподалеку знакомую каштановую шевелюру и снова заулыбалась. Да, улыбайтесь, люди любят идиотов.

– Привет, – поздоровался со мной Арчи, легко касаясь губ. Я состроила обиженную мордашку, и парень, рассмеявшись, углубил поцелуй. О да, вот так лучше.

– Доброе утро, – кивнула, отрываясь и восстанавливая дыхание. Лукаво поинтересовалась: – Соскучился?

Вместо ответа он прижал меня к себе. Проникшись моментом, обняла и замолчала. Иногда язык мой болтает лишнее.