Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желание было взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсену сетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминая неизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились в поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое-нибудь дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности, к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти неуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало) то самое желание: брать.

Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась — в улыбке угадывалась нерешительность.

— Как себя чувствуешь?

— Спасибо, нормально. — Она взглянула на часы. — О, Господи, уже столько?

— Есть хочешь?

Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона.

— Хочу. — Садясь, Линда болезненно поморщилась.

«Ну вот, дотискал-таки до синяков», — виновато подумал Карлсен.

Она поднесла руку ко рту и опять чуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у нее виднелись синеватые круги — до этого их явно не было.

— Как насчет пообедать?

— Я… да. — Она взглянула как-то странно, искоса.

— Что такое?

— Не надо меня… на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж.

Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко было навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться.

— Нет, правда, я бы очень хотел.

— Ну ладно, — в голосе по-прежнему слышалось сомнение.

— Пойдем?

— Сейчас, только нос напудрю.

Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил ее взглядом. Ее реакция подтверждала то, что чувствовал он. От нее также не укрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала в этом свою вину и каялась.

Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотя припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый жакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца потянулся к ее губе. Линда поморщилась, но не шелохнулась.

— Извини, что поранил.

— Ничего, пройдет. — Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было — побаливает.

— Что Франклину скажешь?

— Он уехал по делам, до выходных не вернется.

Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил:

— Ты как, нормально?

— Да, а ты?

Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая, беззащитная.

— Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок в какие-нибудь кусты — и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы ты полицию не вызывала.

— Полицию? — подняла на него глаза Линда. — Что ты! Она меня же, может, и арестует.

Спросить, почему, Карлсен не успел: подошел лифт. Возможность продолжить разговор появилась только в ресторане. Заведение «Ле Бифтек» считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно. Официант усадил их за угловой столик, выходящий на верхний сад. С этой высоты панорама просматривалась до самого Куинз.

От коктейля Линда думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: «Да ну, я и то буду!» — все-таки решила. Он заказал два сухих мартини.

— Ты знаешь, что произошло? — спросил он, когда официант удалился.

— Да, наверно.

— Ты уверена?

— Н-ну… видимо, да.

— У тебя такое поведение в порядке вещей? — улыбкой Карлсен как бы смягчил вопрос.

Лицо у Линды зарделось.

— Да ты что, в первый раз.

— И почему же тогда так вышло?

— Сама, видимо, допустила.

Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно равную, долю вины она во внимание не берет.

— Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машины закольцевались?

— Помню.

— А потом не договорил: если только…

— Да.

Он почувствовал, что внимание у нее обострилось.

— Я как раз собирался сказать: «Если только и умы у нас не состроились в резонанс».

Ответить она не успела: принесли мартини. Прехолодный, и джина, пожалуй, многовато. Пока делал заказ, заметил, что на лицо Линды нашла задумчивость. Когда их снова оставили, она спросила:

— Ты думаешь, действительно машины виноваты?

— Возможно.

— Тогда как?

— Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения. А вот мозговые волны у меня проникнуть к тебе в кабинет скорее всего не могли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла, видимо, своего рода телепатия. Мой ум закольцевался с твоим, а твой уже удалял буквы.

Линда, чуть насупясь, потягивала мартини.

— Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты — мои. — Не обязательно. Телепатия, возможно, действует на подсознательном уровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чем думает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади.