— К Джордану приходил человек. Его зовут Максимилиан Кортленд.

— Он приходил сюда, в Эдем?

— Видимо, да. Этот Макс, судя по всему, большая шишка здесь, в Джеральдтоне. Он заявил, что собирается выкинуть Джордана отсюда. По правде говоря, это из-за него у Джордана столько бед — он не может ни нанять рабочих, ни купить семян. Знаете, в Джеральдтоне с Джорданом никто и говорить не захотел о продаже семян... и всего остального...

Ева почувствовала, как от волнения у нее пересохло горло.

— А почему этот... Макс Кортленд хочет выжить Джордана? Откуда такая злоба? Джордан уехал отсюда, когда ему было всего шестнадцать или около того. Он сам мне говорил.

— Насколько я знаю, Макс и отец Джордана серьезно враждовали.

— Но какое отношение это имеет к Джордану? Не могу представить себе, чтобы Макс перенес свою злобу с отца на сына! Это просто... жестоко!

— Поверить во все это трудно, но нельзя не видеть того, что происходит. Избиения канаков, пожар в доме Фрэнки — разве это не жестоко? Фрэнки приехал в Джеральдтон всего неделю назад, ни с кем поссориться не успел. Да и не тот он человек, чтобы с кем-то враждовать, как вы думаете?

— Не тот, — согласилась Ева. В глубине души она понимала, что ее отец способен на самые ужасные поступки, хотя и не желала до конца признаваться себе в этом. Но зачем он сделал это? Как он мог решиться на такое преступление? Ева решила, что должна немедленно поговорить с матерью.

Джордан стоял на веранде и угрюмо смотрел на дорогу. С каждой минутой лицо его становилось все мрачнее. Рядом с ним был Райан О'Коннор.

— Никто не приехал, видимо, Макс все же добрался до моих работников... Мы здесь совершенно одни, и я не уверен теперь, что смогу исполнить то, что пообещал Гэби, — мрачно сказал Джордан.

— Быть может, они не нашли дороги, — предположил О'Коннор. — Я сам заплутал в первый раз, а они уж точно потеряют дорогу. А на то, что кто-нибудь из местных подскажет, надежды немного.

— Скорее, местные запутают их еще хуже. — Джордан посмотрел на поднимавшееся солнце. Несмотря на ранний час, было невыносимо душно и жарко. В горячем воздухе, наполненном испарениями, не чувствовалось ни малейшего движения. Эта невыносимо жаркая и влажная неделя перед началом зимних дождей не без основания называлась у местных жителей «сезоном самоубийц». «А работа в поле, — с досадой подумал Джордан, — должна была начаться уже час назад».

— Ждать больше нельзя, — сказал он наконец. — Нужно идти. Я, пожалуй, пойду и предупрежу Фрэнки, чтобы он выслал людей в поле — если они все же приедут.

— Я позову Зангов. А что делать с Тин Ян? Пусть идет с нами? Знаю, ты хотел, чтобы она сидела дома и готовила. Она даже вытащила всю свою посуду, свои китайские горшки...

Джордан помнил, как обрадовалась Тин Ян, когда он предложил ей готовить, но тут же понял, что пока он не найдет рабочих, китаянке придется потрудиться в поле.

— Пока пойдет в поле с нами. А как только прибудут рабочие, пусть возвращается домой и готовит, — сказал он и вспомнил о Еве: она помогает Фрэнки и, кажется, старается изо всех сил. Что же, пусть так и будет.

— А что делать с Нибо? — спросил Райан. — Что-то сегодня он совсем плоховато выглядит.

Джордан уже заметил, как тяжело приходилось Нибо в последние дни. Ему стало немного совестно — будь на плантации достаточно рабочих рук, старику, разумеется, не пришлось бы работать наравне с остальными. Несчастья множились, все шло не так, как было задумано.

— Я скажу ему, чтобы сегодня он остался дома. Ему нужно отдохнуть.

Как ни беспокоили Джордана мысли о нехватке сил, он все же заметил, что за завтраком Ева была чем-то озабочена. Джордан подумал, что после происшествия с Фрэнком девушка, должно быть, не чувствует себя в безопасности.

— Что-то не так, Ева? — спросил он после завтрака.

— Нет, все в порядке. Почему вы спрашиваете?

Вопрос этот, казалось, еще больше расстроил ее.

— Вы все время молчали за завтраком. Я подумал, что, быть может, вы боитесь за себя? Рано или поздно люди в городе узнают, что вы работаете у меня.

— Я расстроена из-за того, что произошло с Фрэнки и его домашними. Для себя я не жду неприятностей. Вы знаете, после того как Кин напечатал мои заметки, все в Джеральдтоне смотрели на меня, как на зачумленную. — Ева опустила голову. — Вот вам еще одна причина, почему я поселилась здесь. В Джеральдтоне никто не захотел сдать мне комнату, — продолжала она, вспоминая, как тяжело ей пришлось тогда. Отец и сестры, конечно, были среди тех, кто особенно рьяно осуждал ее, и Еву это сильно расстроило. Хотя Еве и удалось несколько раз поговорить в то время с матерью, беседы эти были весьма натянутыми. Все же у Евы сложилось впечатление, что Летиция хотела, хотя бы для успокоения совести, сохранить с ней некое подобие хороших отношений. Но печальная правда состояла в том, что мать и дочь были совершенно чужими друг другу. Ева чувствовала, что никогда не простит мать за то, что та отправила ее на воспитание к родственникам.