— Вот так вопрос! — рассмеялась девушка. — И особенно странно услышать его от джентльмена!

Джордан, прищурившись, посмотрел на тростниковые заросли:

— Как только не называли меня за последние годы! Но я что-то не могу припомнить, чтобы кто-нибудь говорил, что я джентльмен, — протянул он и вдруг подумал обо всех женщинах, иной раз очень красивых, которых успел бросить за последние годы.

— Вот это признание! Вы прямо какой-то злодей! — вновь засмеялась девушка. — Бедные здешние красавицы, они, видимо, теперь в большой опасности! Может быть, мне стоит вывесить предупредительный плакат? — Глаза ее заблестели, и в уголках рта заискрилась озорная улыбка. — Нет, этого я не сделаю, — добавила она, подумав о своих сестрах. — Пусть лучше обожгутся.

— Откуда вы ехали, когда мы с вами столкнулись?

— Из города. В такую жару я обычно еду напрямик через плантации, — сказала она, умолчав о том, что из-за приближающегося дождя у нее сильно болит бедро. — А в городе я ходила в редакцию и клянчила в здешней газете место.

Эти слова неожиданно приятно удивили Джордана. Он всегда ценил в других амбиции, волю и напор.

— И как, успешно? Вам удалось получить место?

— Не так давно они напечатали несколько моих статей, и шум на плантациях поднялся такой, что редактор больше не хочет иметь со мной дело. Похоже, я его доконала. Сегодня он скрепя сердце согласился на то, что если я захочу, то могу писать для светской колонки, — добавила она, презрительно сморщив нос.

— Вижу, что вы не в восторге от этого предложения.

— А почему я должна быть в восторге от него? Собирать сплетни и слухи — это не настоящая журналистика. Мне это неинтересно, я хочу писать о чем-нибудь настоящем. О том, что... цепляет, берет публику за горло.

— О грабежах и убийствах?

— Да, и об этом тоже. А все же политика интереснее. И тех, кто работает на плантациях, она затрагивает напрямую.

Она оживилась, ее сдержанность на мгновение куда-то исчезла, и Джордан подумал, что эта хрупкая и беззащитная девушка совсем не соответствует его представлениям о настоящем журналисте.

— Отчего же редактор отказал вам? Неужели вы написали что-то настолько скандальное? Странно, разве вашему редактору не нужен сотрудник, статьи которого поднимут тираж?

— Я написала о страшной эксплуатации, которой подвергаются на плантациях чернокожие рабочие. Упомянула и о нашем гнусном законодательстве, пользуясь которым фермеры превратили канаков в настоящих рабов. Этот редактор, Жюль Кин, боится, что, если возьмет меня на постоянную работу, я и дальше буду писать в том же духе. То есть так, как считаю нужным.

— А вы будете?

Она улыбнулась, на этот раз немного застенчиво:

— Конечно. Ведь дело стоит того.

Джордан рассмеялся — в его неожиданной собеседнице была живительная простота и откровенность. «Видимо, — подумал Джордан, — у нее есть характер». Сам он тоже считал, что канаков совершенно безжалостно эксплуатируют: с островитянами на здешних сахарных плантациях обращались хуже, чем с рабочей скотиной.

— А как давно вы уже присматриваете... за Эдемом?

— Почти год.

— А до этого?

— Жила в Сиднее. С самого рождения.

— Значит, вы неместная?

Девушка опустила голову, но Джордан успел заметить, что в глазах ее мелькнуло что-то похожее на боль.

— Нет, я не местная. И никогда не была.

— Так что же вы здесь делаете? По сравнению с большим городом шансов стать хорошим журналистом здесь у вас не слишком-то много.

— Редакторы серьезных газет посоветовали мне сначала поработать в небольшой провинциальной газете, чтобы набраться опыта, — быстро взглянув на Джордана, ответила девушка. Она решила пока не сообщать ему, что ее родной дядя был родственником Жюля Кина, редактора газеты в Джеральдтоне, и что ее статьи появились в газете главным образом благодаря этому родству. — Я знаю, сейчас они не принимают мои очерки всерьез, но в один прекрасный день, когда у меня будет своя газета, им придется со мной считаться.

— А вы, я смотрю, молодец, — сказал Джордан. — Никогда не бойтесь рисковать и действуйте смелее.

Девушка не могла скрыть радости — в первый раз она услышала похвалу и одобрение.

— В ваших словах чувствуется, что вы весьма опытны, — ответила она и слегка покраснела от удовольствия. — А сами вы всегда действуете так же?

— Да, и такая философия меня еще никогда не подводила.

Джордан остановился и оглянулся по сторонам.

— Плантация Эдем должна быть где-то поблизости, — сказал он с беспокойством. Места были ему смутно знакомы, но вот этих полуразрушенных построек у дороги Джордан никак не мог припомнить. Десять лет назад их, конечно, здесь не было.

— Тут все заросло диким тростником, так что старой дороги теперь почти не видно, — ответила девушка. — Посмотрите вон туда, видите? Эта дорога — въезд в Эдем.

В нескольких ярдах перед ними в зеленой стене тростника вилась едва заметная тропинка, почти полностью заросшая густой травой. Джордан с испугом подумал, что сам ни за что не сумел бы найти дорогу. От волнения он почувствовал сильное головокружение, остановился и закрыл глаза. Сейчас он думал о том, скольких трудов стоила его родителям постройка этого дома, сколько любви, надежд, пота и слез было вложено в эту землю — казалось, все вокруг, каждый камень, каждая доска говорили об этом.