Шрифт:
— Это было так глупо, ужасно глупо… — сокрушенно покачала головой Кэтрин. — И то, что я сделала… непростительно. Могу только сказать, что я очень многого боялась… но все это ерунда по сравнению с тем, что пришлось пережить тебе.
— Не делай из меня героиню, — фыркнула Нелл. — И если кто‑нибудь скажет тебе иное… — ей внезапно пришло в голову, что Ханна, зная все, что натворила Кэтрин, может встретить ее внизу и поделиться с ней собственным мнением на этот счет, — то не верь им, — закончила она.
— Нет, я не думаю, чтобы он лгал, — возразила Кэтрин. — Послушай, ты всегда желанный гость в моем доме. Всегда. — Она закусила губу. — Я хочу сказать, что мой дом — это и твой дом тоже.
«Твой дом тоже». Эти простые слова остановили Нелл, уже готовую презрительно отказаться от ее приглашения.
Когда‑то Кэтрин и Нелл жили в одном доме. У них была одна детская на двоих и очень много разных игрушек.
— Ты помнишь куклу? — спросила Нелл и покраснела. — Может, мне это только кажется, но… у нее были рыжие волосы, голубые глаза, нос пуговкой, блестящее атласное платье, большой кружевной воротник или что‑то в этом роде…
Кэтрин удивленно ахнула:
— Элизабет! Мы звали ее Элизабет Регина!
Да, именно так! Элизабет Регина. У Нелл сдавило горло. Она вспомнила, что любила эту куклу и был кто‑то еще, кому она тоже нравилась.
— Она у тебя сохранилась? — спросила Нелл сдавленным голосом.
— Да, я могу найти ее, — прошептала Кэтрин. — Обещаю тебе, я найду ее.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты ее нашла. И может быть… я приеду к тебе.
Ей не хотелось возвращаться в старую квартиру в Бетнал‑Грин, где на полу еще не высохла кровь убитого Майкла. И тут она вспомнила:
— Не найдется ли у тебя в доме места для Сьюзи?
Кэтрин слегка нахмурилась.
— Это та женщина… внизу? Та, чей муж…
— Был моим сводным братом, да.
— Ах вот как…
Кэтрин явно растерялась. Сьюзи представляла собой ужасное зрелище — потрепанная окровавленная одежда, горестные рыдания, безумный взгляд…
— Да, найдется, — сказала Кэтрин наконец, но голос ее прозвучал неуверенно.
— Она для тебя слишком…низкого происхождения? — иронично поинтересовалась Нелл.
— Нет! — энергично запротестовала Кэтрин. — Я с радостью приму ее. Я приму всех твоих друзей. Это ведь и твой дом тоже.
Обе сестры улыбнулись друг другу.
Бросив взгляд через плечо Нелл, Кэтрин вдруг торопливо сказала:
— Мне нужно идти, я буду внизу, если что.
И внезапно быстро наклонилась и поцеловала ее в щеку.
Озадаченная столь неожиданным уходом сестры, Нелл посмотрела ей вслед и увидела в дверях Саймона. Он посторонился, чтобы пропустить Кэтрин, и что‑то ей тихо сказал. Нелл не расслышала, что именно.
Звук его голоса подействовал на нее как удар хлыста. Она вспомнила выражение его лица, когда он целился из пистолета. В тот миг в ее душе возникла целая буря чувств — радость, облегчение, надежда на спасение…
Нелл встала, борясь с желанием броситься Саймону на шею. Он подошел к ней и сообщил ровным голосом:
— Я сказал полицейским, что они могут поговорить с тобой завтра, если им это так необходимо.
Она смотрела себе под ноги, на один из очень старых восточных ковров. Потом слегка потерла его ногой, чтобы добавить ему ценности.
— Спасибо, — кивнула она.
— Ты не хочешь смотреть на меня?
Нет!
Она ушла из этого дома, ушла от Саймона, по очень веским причинам. Ситуация сложилась так, что это был единственно правильный выход. Но то, как она ушла, было, наверное, не совсем правильно. Она бежала в ночи, как вор с места преступления.
«У меня не было выбора», — думала она. Но Саймон мог этого не понять, поэтому она не хотела смотреть ему в лицо, чтобы не видеть его изменившегося отношения к ней.
— Тебе больше не нужно бояться, — продолжал Саймон. — Они оба мертвы и не могут причинить тебе зла…
Нелл подняла голову:
— Я вовсе не боюсь!
Ей понадобилось сделать невероятное усилие, чтобы уйти от него. И уж если ей хватило мужества сделать это, то наверняка хватит смелости и теперь, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Я никогда их не боялась.
Они не имели никакого отношения к тому, что она ушла от Саймона. Неужели он решил, что это Гримстон ее увез?
Все ее страхи сосредоточились на одном человеке — на том, который стоял теперь перед ней и, склонив набок голову, смотрел на нее как на чужую.