С этого времени Рудольф больше не участвовал в детских проделках. В своем кадетском мундире он выглядел особенно красивым и повзрослевшим и играл со взрослыми в теннис. По вечерам его часто видели с элегантными дамами, которые были вдвое старше его. Он больше не проявлял к Эмилю никакого интереса, разве что иногда подтрунивал над ним. Однажды под вечер, когда Эмиль убирал кресла в саду, Рудольф последовал за ним в сарай, запер дверь и приказал раздеться. Мальчик подчинился как под гипнозом. То, что последовало за этим, он никогда не мог выкинуть из памяти. Он понимал, чтос ним произошло, однако чувство обожания делало невозможным оказать хоть какое-то сопротивление. Идол потерял в его глазах святость, но приобрел над ним еще большую власть.

То, что произошло в сарае, повторялось в течение лета много раз. Но, несмотря на это, Рудольф по-прежнему не замечал его, а при редких встречах, когда они разговаривали друг с другом, был совершенно равнодушен, и это усиливало муки Эмиля.

Следующей зимой Рудольф попал в военный госпиталь с аппендицитом и был прооперирован.

Поскольку фрау Хартманн в тот день, когда Рудольфа должны были выписать из госпиталя, чувствовала себя нездоровой — она, как и все женщины ее круга, проводившая каждый месяц два дня в постели, послала фрау Кунце в госпиталь привезти Рудольфа домой.

Эмиль сопровождал свою мать. В коридоре госпиталя они никого не встретили и прошли прямо в палату к Рудольфу. Окна в палате стояли открытыми, а Рудольф — они поняли, что это был Рудольф, — лежал на кровати, накрытый белой простыней, из-под которой выглядывали только его босые ноги. Фрау Кунце приподняла край простыни с его лица. Кричать ей было не свойственно. Она накрыла снова лицо мертвого юноши, перекрестилась, прошептала короткую молитву и пошла искать врача.

Эмиль остался возле трупа. Его первой реакцией был неописуемый ужас, второй — чувство облегчения и свободы. Но тут же мальчика охватило чувство вины, которое преследовало его месяцами и даже годами, переходя иногда в пульсирующие, подобные мигрени головные боли.

После смерти Рудольфа самым близким существом для Эмиля стал ирландский сеттер. Собака отвечала на привязанность своеобразно — она играла с другими детьми, ласково виляя хвостом приветствовала взрослых, но принадлежала одному Эмилю.

Кунце было девятнадцать, когда пес умер от старости. С тех пор этот дом перестал быть для Эмиля родным, а только тем домом, в котором, кроме других людей, случайно жила и его мать.

Кунце приехал в Вену во втором часу ночи. На вокзале он взял такси и попросил отвезти его в переулок Цаунергассе. Шофер был не в восторге от собаки. Он боялся за свой «панхард» выпуска 1907 года с обтянутыми красным плюшем сиденьями, который он недавно купил у одного графа. Он осторожно осведомился, не линяет ли собака.

— На это мне никто еще не жаловался, — вполне правдоподобно ответил Кунце.

Кунце телеграммой предупредил Розу о своем приезде. В доме не спали и ожидали его. Он не был дома почти целую неделю. Кухарка пожарила курицу, а в печи дозревало шоколадное суфле. Едва услышав поворот ключа в замке, Роза стремглав бросилась в прихожую, помогла ему снять плащ и взяла палаш и фуражку.

— Ангел мой, как я по тебе соскучилась! — прошептала она, и Кунце оказался в ее мягких, теплых и душистых объятиях. Тут вдруг она увидела Тролля и вскрикнула: — А это что такое?

— Это собака, — ответил он. Иногда ему доставляло тайное удовольствие ее подразнить.

— А он чистоплотный?

— Должно быть. Он воспитан как военная собака. — Кунце отпустил Тролля с поводка. — Мы с ним хорошо прогулялись перед домом. Твои ковры, думаю, будут в безопасности.

Он прошел в свой кабинет, Роза и Тролль шли следом. Роза позвонила горничной и распорядилась подать господину капитану ужин. Кунце расстегнул крючки мундира и уселся за свой бидермайеровский длинный стол, за которым он обычно ужинал один. Собака растянулась на любимом бухарском ковре Розы. Роза страдальчески посмотрела на это и спросила:

— А он не линяет?

— Меня уже сегодня об этом спрашивали! — ухмыльнулся Кунце. — Честно говоря, я не знаю!

— Откуда он у тебя?

— Это долгая история.

Кунце рассказал Розе все в двух словах, и она успокоилась.

— Ты меня так напугал, я думала, что ты его привел насовсем. — Теперь, когда опасность миновала, она снова осмелела. — Для пса будет лучше поспать сегодня в прихожей.

— Но там же не отапливается.

— Собакам лучше спать на холоде.

Кунце без видимых причин начал злиться.

— Откуда ты знаешь? У тебя хоть раз была собака?

— Ну и что? Я скажу кухарке, чтобы она нашла старое одеяло. Мы постелим ему в углу.

Одеяло постелили, но Тролль забрался на кровать Кунце и свернулся у него в ногах. Он линял, причем очень сильно. Утром по дороге на службу Кунце отвез его в ветеринарный институт. Он рассказал дежурному профессору, на предмет чего должна быть обследована собака, попросил, чтобы псу отвели просторную клетку, и обратился к вахтеру, дав ему чаевые, с просьбой позаботиться о собаке.