— А что же мы празднуем? — спросил он, только чтобы ее подразнить. С момента, как его переезд был решен, настроение у него слегка улучшилось. Он совсем не думал, что может избежать женитьбы — этот приговор обжалованию не подлежал. Тем не менее переезд в новую квартиру был в его нынешнем состоянии поистине благодатью.

После обеда они слушали граммофонные пластинки. Музыка повергала Розу всегда в романтическое настроение, и, когда она два раза подряд поставила вальс из «Веселой вдовы», Кунце встал и, извинившись, что у него был трудный день, пожелал ей спокойной ночи. Дождавшись конца пластинки, Роза отправилась спать. Оставшуюся почти полной бутылку шампанского она взяла с собой в спальню.

Сразу же после возвращения детективов из Венгрии комиссар Вайнберг разыскал Кунце в гарнизонном суде, чтобы проинформировать его о результатах следствия. В последние два дня венские газеты были заполнены сенсационными сообщениями о жизни и смерти Клары Брассай. Досужие репортеры успели поговорить с членами семьи Клары, с директором театра в Кешкемете, с бывшими коллегами, с портье «Гранд-отеля» и с фрау Кралик. Один отчаянный молодой человек попытался взять интервью у Ходосси-старшего, но был вышвырнут на улицу собственноручно его массажистом-сенегальцем.

— Моим людям пришлось попотеть, чтобы от этого патера хоть что-нибудь узнать, — сказал комиссар. — Он сказал, что порвал со своей дочерью, когда она ушла из дома и попала на сцену. — От его жены также много узнать не удалось. Она рассказала детективам, что ездила в Кешкемет и пыталась уговорить дочь вернуться; когда же дочь прямо при ней закурила сигарету, мать поняла, что Клару не спасти. Она встала и ушла. Больше она с дочерью не разговаривала. Я убежден, что она видит и сегодня в печальном конце своей дочери лишь божью кару за курение.

— Типичные кальвинистические убеждения, — заметил Кунце.

— Но мы все-таки заполучили кое-что важное — причем от матери. В шесть лет дочь перенесла скарлатину и в результате осложнений страдала слабым сердцем. В свидетельстве о смерти стоит сердечный приступ, и это совпадает с показаниями матери.

Днем позже на столе Кунце лежали результаты вскрытия. Поскольку труп находился в земле более двух лет, патологоанатомы не могли с уверенностью установить причину смерти. Но они не сомневались, что она не была ни задушена, ни отравлена. Токсикологический анализ дал отрицательный результат. Окончательное заключение гласило — нет никаких указаний на отравление.

Кунце был один в бюро, когда посыльный доставил ему запечатанный конверте заключением. Его первой реакцией было распорядиться доставить Дорфрихтера и сообщить ему результаты вскрытия. Но тут он вспомнил, что единственный раз, когда Дорфрихтер потерял самообладание, был именно тогда, когда речь зашла о том, что Клара, возможно, была отравлена. Девушка угрожала себя убить, и, когда ее действительно нашли мертвой, Дорфрихтер, должно быть, решил, что она привела свою угрозу в действие. Чтобы избежать скандала, который он, как кандидат на перевод в Генеральный штаб, не мог себе позволить, он сделал все, чтобы похоронить Клару как можно быстрей. Если бы в теле девушки сейчас нашли яд, в его невиновность никто бы не поверил. Дорфрихтер это понимал и из-за этого, вероятно, не спал ночами. Кунце решил ничего заключенному не сообщать. Если нужно сломить сопротивление человека, нет ничего лучше, как обречь его на бессонницу.

Он стал размышлять о том, какое действие окажут газетные сплетни на Марианну Дорфрихтер. Прямо перед свадьбой у ее мужа был бурный роман с венгерской актрисой. Скорее всего, он никогда жене о Кларе Брассай не заикался, так же как никогда ей не рассказывал об отправке десяти писем с ядом. Не говоря уже о том, как эта история ранит ее гордость, она сильно пошатнет и веру Марианны в него. В своей камере у Дорфрихтера достаточно времени, чтобы подумать о возможной реакции своей жены. Он не в состоянии будет развеять сомнения жены, вновь завоевать ее, если она решит порвать с ним. Еще один груз, который лег на него тяжким бременем, еще одна заноза в теле, не дающая ему спать.

Со времени приема в доме генерала Венцеля Кунце с ним не встречался. Когда он получил приказ явиться к генералу, то понял, что речь идет вовсе не о дружеской беседе.

Венцель без промедления перешел к делу:

— Вы занимаетесь этим делом больше месяца, держите под арестом офицера с безупречной репутацией с тридцатого ноября. Сегодня двадцать третье декабря. И вам до сих пор не удалось найти неопровержимых улик против него или добиться от него признания. Вы даже пытались из смерти несчастной хористки состряпать грязное убийство. Но и это вам не удалось. Как долго прикажете нам ждать результат?

— Разрешите, господин генерал: не я состряпал убийство из смерти молодой женщины, а пресса. Вообще-то она не хористка, а актриса.

— А в чем, черт побери, разница? — недовольно сказал Венцель и добавил: — Что вы собираетесь предпринять дальше?

— То же, что и ранее, господин генерал. Опрашивать свидетелей, собирать дальнейшие доказательства.

— Дальнейшие? Я не знал, что у вас вообще есть какие-либо доказательства.

Кунце молчал.

— Вы не считаете целесообразным освободить этого человека? — спросил генерал.