включился автопилот.

Он проснулся в странной, мрачной, полутемной комнате со множеством коек и одинокой тусклой синей

лампочкой над старой железной дверью. Да вдобавок еще - с отвратительным ощущением во рту,

тошнотой и ужасной головной болью. Замерз. "Надо же так напиться!" - было его первой внятной мыслью.

Встал, не соображая. Обжегся босыми ногами от холода бетонного пола. Сказал, отчаянно стуча зубами и

ни к кому конкретно не обращаясь:

–  Мужики, водка есть? А то я что-то продрог, зараза.

–  Откуда?
– раздались из темноты печальные голоса.
– А у тебя случаем закурить не найдется?

–  Да нет, - Максим провел рукой по голому телу в поисках карманов.
– Где это мы, а?
– снова спросил он.

Но тут прямо из стенки неожиданно выглянула знакомая рожа в засаленной фуфайке, угрожающе

помахала здоровенным волосатым кулаком и хрипло выдохнула:

–  Цыц, жмурики! Я вам тут побалую!

И когда это видение исчезло, Максим вдруг остро ощутил, что он находится в морге, а кругом лежат

давно уже окоченевшие холодно-неподвижные синие трупы людей.

Эпилог

Долгожданные лучи первого весеннего солнца радостно освещали суровую белизну больничной палаты.

Максим вяло смотрел в серовато-белый потолок и мысли его лениво перекатывались из одного полушария

в другое. Он был безнадежным лежачим больным и знал это, и уже давно с этим смирился, как вдруг

противно скрипнула входная дверь.

–  Палехин, - сурово сказала заглянувшая молоденькая медсестра, в которой он давно уже признал

девушку из автобуса.
– К тебе невеста.

Какая такая невеста?
– все также меланхолично подумал он, по-прежнему не отрывая взгляда от

больничного потолка.

Но дверь уже настежь распахнулась и, неуверенно улыбаясь, все в том же строгом синем костюме и

обтягивающей белой блузке в палату осторожно вошла Нэйт, внеся с собой ароматную свежесть весны,

шум первой капели и теплоту солнца. И соседи тут же принялись торопливо приводить себя в порядок,

поправляя одеяла, воротники старых пижам и приглаживая руками беспорядочно торчащие волосы.

–  Здравствуй, - тихо сказала она, скромно остановившись у изголовья.

И тут он, вдруг почувствовав огромное облегчение, словно все эти месяцы ждал только ее одну, впервые

за все время своего лежания наконец-то сел. А потом и встал.

–  Не прогонишь?
– спросила она, приблизившись и посмотрев на него своими черными и необычайно

серьезными глазами.

И Максим, опять же впервые, поцеловал ее в теплые и нежные губы.