Голос у него был басовитый и медлительный, как дальний гром.

— Я Хвосттрубой, мастер Вяка. Приятной вам пляски. А к кому я имею удовольствие обращаться?

Пес покосился на него сверху:

— Гав-Расправ я. Ответь для начала, коли спрашивают. Чего тут отираешься?

— Ах, просто осматриваюсь, — сказал Фритти, миролюбиво помахивая хвостом. — Я попросту прилетел с той стороны воды и подумал: дай-ка огляжусь. Хорошенькое местечко, не правда ли?

— Хоррошенькое, — прорычал Гав-Расправ. — Только не для тебя. Отваливай, ты. — Пес еще раз сердито зыркнул исподлобья, потом снова настороженно наклонил голову на сторону. — Ты сказал — «прилетел»? — медленно выдавил он. — Да разве ж коты летают?

Пока разговаривали, Хвосттрубой постепенно придвигался ближе. Теперь, всего прыжках в пяти от вяки, Фритти уселся и принялся беззаботно умываться.

— О да, некоторые летают, — сказал он. — Собственно говоря, все мое племя летучих котов подумывает сделать этот уголок своим новым гнездовьем. Нужно нам, знаете ли, местечко, где яйца откладывать.

Хвосттрубой поднялся и стал обходить пса, описывая широкий круг.

— Да, только подумайте, — сказал он, озираясь, — сотни летучих котов… больших, маленьких… прелестная идейка, не так ли?

Он почти миновал опасность, когда Гав-Расправ издал басистое рокочущее рычание:

— Коты не летают. Не смей врать!

Мастиф с лаем прыгнул вперед, и Фритти повернулся и помчался вверх по холму. И сразу понял, что там не было ни деревьев, чтобы вскарабкаться, ни забора, чтобы спрятаться, — на вершине холма открытая лужайка.

«Что ж, — вдруг подумал он, — а с чего бы это мне беспокоиться насчет бегства? Раньше я встречал лицом к лицу куда худшие опасности, и выжил».

Он повернулся мордой к огромному мастифу, мчавшемуся на него снизу.

— Подойди, нюхатель навоза! — взвыл Хвосттрубой. — Подойди и переведайся с детищем Огнелапа!

Заливаясь лаем, Гав-Расправ подбежал, не подозревая, что окажется носом к носу с юным, азартным, царапучим котом. Его утробный лай превратился в изумленный визг, когда острые когти прошлись по его брылям.

Словно небольшой рыжий вихрь, Фритти внезапно весь оказался на Рычателе — с когтями, зубами, хриплыми воплями. Потрясенный Гав-Расправ попятился, мотая большущей головой. В ту же секунду, отведя назад уши и волоча хвост, отпрянул и Хвосттрубой.

Пока устрашенный Рычатель робко убегал, зализывая изувеченный нос, Фритти добрался до владений Мурчела. Прыгнув и уцепившись когтями, он оказался на невысокой каменной стене, а оттуда перебрался на тростниковую крышу. Стоя на краю, испустил победный клич:

— Вперед не суйся так запросто к Племени, неуклюжая зверюга!

На земле, под ним, ворчал Гав-Расправ.

— Вот сойди только, и костей от тебя не останется, кот! — с отвращением сказал он.

— Ха! — фыркнул Хвосттрубой. — Я приведу сюда армию моего Племени, размещу ее тут, и мы выщиплем тебе хвост и нахлещем тебя по отвислым брылям, чтоб ты помер со стыда! Ха!

Гав-Расправ повернулся и с тяжеловесным Достоинством потащился прочь.

Фритти мягко прошелся взад-вперед по тростнику; сердце его постепенно замедлялось до обычного своего ритма. Он чувствовал себя чудесно.

Поискал некоторое время — перегнувшись через край и морща нос — и обнаружил под стрехой открытое окно. Осторожно огляделся — нет ли Рычателя, но Гав-Расправ был на много прыжков ниже по склону: залечивал раны. Фритти прыгнул вниз, на каменную стену, потом снова вверх, на подоконник. На миг остановился, чтобы прикинуть расстояние до пола комнаты, поколебался на подоконнике — и спрыгнул.

Посреди комнаты, свернувшись в густой меховой шар, лежала Мягколапка.

Казалось, она не узнает его. Он стоял перед нею с выгнутой спиной и дрожащими ногами и не мог говорить.

Мягколапка вяло приподняла голову и уставилась на него:

— Да? Что вам нужно?

— Мягколапка! — задохнулся он. — Это я! Хвосттрубой!