Долго сонное молчание нарушалось только монотонным жужжанием невидимых насекомых. Но когда Фритти начал уже засыпать. Шустрик заговорил:

— Я знаю, Хвосттрубой, мне не нужно было идти следом за тобой. Я и сам понимаю, что буду тебе только обузой. Но мне так хотелось помочь. Ты столько раз был добр ко мне, когда Быстролап и другие дразнили или лупили меня. Я знал, что ты не разрешишь мне пойти с тобой, вот и спрятался, а потом пошел по твоим следам. Сам! — гордо добавил он.

— Ага, так вот почему ты расспрашивал других о том, когда я ухожу.

— Ну да. И я хотел знать, откуда ты уйдешь. Я же еще не так хорошо хожу по следу, — грустно произнес он и тут же, повеселев, добавил: — Все равно я держал нос у самой земли и ступал след в след. Примерно до полудня все шло хорошо, а вот потом я сбился. Мне показалось, что твой след вдруг превратился в чей-то еще, потом повернул назад; он поднимался на деревья, спускался вниз — так мне показалось. Я совсем запутался, а когда снова нашел твой след, он уже совсем остыл. Я изо всех сил старался идти за тобой, но стало темнеть, и я проголодался. Вообще-то мне и сейчас хочется есть. Может, пойдем поищем жуков или чего-нибудь еще?

— Погоди, Шустрик, — остановил его Хвосттрубой. — Погоди. Сначала расскажи мне все до конца.

— А, да! Ну я старался догнать тебя — надеялся, что ты остановишься поспать или еще зачем-нибудь — и тут услышал ужасный шум. Надо мной летели птицы — огромная стая, — и они все так шумели! Я посмотрел наверх — их были сотни, целая туча крылянок , и все они как сумасшедшие кругами летали вокруг одного дерева и поднимали страшный шум.

Я, конечно, побежал посмотреть, что там случилось. Ужасное зрелище! Там, наверху, что-то случилось, и все вокруг было устлано мертвыми, растерзанными крылянками; с верхних веток, кружась, падали перья. А когда я взглянул наверх, то увидел глаза!

— То есть как это — глаза? — не понял Фритти.

— Глаза. Большие, бледно-желтые — в жизни не видел ничего похожего. Я больше ничего не разглядел, мешали ветки, но знаю, что не ошибся. Потом что-то зашипело на меня, и я бросился прочь. Кажется, оно пустилось за мной следом, потому что птицы перестали так кричать, но я не стал оборачиваться, а просто побежал. — Мгновение Шустрик сидел молча, с закрытыми глазами.

— Судя по звукам, — продолжал он, — их там было много. Они помчались следом и схватили бы меня, не будь я таким маленьким, чтобы суметь проскользнуть под самыми низкими ветками и кустами. Так страшно мне еще никогда не было, даже когда за мной гнался Рычатель.

Под конец я уже не мог больше бежать и стал терять скорость. Но погони позади было уже не слышно, и я остановился, чтобы хорошенько прислушаться. И в этот момент что-то высунулось из-под камня и схватило меня.

— Из-под камня? — недоверчиво переспросил Хвосттрубой.

— Клянусь Первородным! Оно схватило меня за лапу! Вот посмотри, какие царапины! — И Шустрик показал свои раны. — Знаешь, Хвосттрубой, может, ты этому даже не поверишь, но у него — у того, что меня схватило — были… были красные когти!

— Но ты же сам сказал, там лежали убитые птицы. Наверное, это была кровь.

— Так они же полчаса гнались за мной по земле и кустам. Все должно было давно очиститься. И потом, это не была засохшая кровь. Когти были ярко-красные.

Озадаченный, Фритти дал ему знак продолжать.

— Я, конечно, заорал изо всех сил, но как-то сумел вырваться. И забился подальше в самый густой кустарник, надеясь, что им, таким большим, не пролезть туда следом за мной. Я уже не мог бежать. Эти существа не издавали никаких звуков, но я чувствовал — они все еще тут.

Потом появился запах лисы, и они вдруг все исчезли. Я еще немного подождал, а потом вылез из кустов и нашел вход в лисью нору. Я решил там спрятаться, чтобы хоть как-то защититься, если они вернутся за мной. Потом нагрянула с и л я н а. Ну а остальное ты знаешь.

Фритти наклонился вперед и потерся носом о лоб котенка.

— Ты очень храбрый, Шустрик. Очень храбрый. Значит, ты так и не увидел, кто гнался за тобой?

— Нет, не совсем. Но я никогда не забуду эти глаза. И эти красные когти. Уф! — Шустрика передернуло от носа до кончика хвоста. Потом, успокоившись, он повернулся к Фритти:

— После всех этих разговоров о крылянках я просто умираю с голоду. Я уже говорил, что хочу есть?

— Говорил, говорил, — засмеялся Фритти.

Весь конец дня они отдыхали и отправились в путь только в сумерках.

Фритти мучили сомнения, стоит ли оставлять при себе Шустрика, но потом он решил, что ничего другого не остается. Нельзя же отправить малыша одного назад через опасный лес, а сам он никак не может отказаться от поисков Мягколапки.

Они шли довольно быстро. Шустрик то забегал вперед, то отставал, привлеченный бабочкой или ярким камешком. Одно уравнивало другое, и в целом они неуклонно продвигались вперед. Шустрик ухитрился даже немного сдерживаться — не пищал, — так что охота пошла удачней.