Шрифт:
— Товарищ Яковлев (обращение «товарищ», а не Александр Николаевич, как было принято, не предвещало ничего хорошего), как это получилось, что некролог о Некрасове появился в газете, несмотря на запрет? Редактор совсем распустился, потерял всякую меру. Пора его снимать с работы. Он постоянно противопоставляет себя ЦК, а вы ему потворствуете.
Ну и так далее. Его поддержали Рыжков, Воротников, кто- то еще, но, кроме Лигачева, никто особо не взъерошивался, поддерживали его как-то уныло, а многие просто промолчали.
— Ты знаешь, что Некрасов занимает откровенно антисоветские позиции? — спросил Лигачев.
— Слышал. Но за последние десять лет я не видел ни одной такого рода публикации, кроме критической статьи о
Подгорном — бывшем члене Политбюро. Но статья была правильной.
Статьи этой, понятно, никто из членов Политбюро не читал, а потому никто и не возразил. Некрасов охарактеризовал Подгорного как человека грубого, прямолинейного и бесцветного.
— А вот КГБ располагает серьезными материалами о Некрасове. Ты веришь КГБ? Скажите, Виктор Михайлович, — обращаясь к Чебрикову, спросил Лигачев, — правильно я говорю?
— Правильно, — вяло, без всякой охоты ответил председатель КГБ.
— Вот видишь, — сказал Лигачев, теперь уже обращаясь ко мне.
— Вижу. Но помню и о том, что Некрасов написал одно из лучших произведений об Отечественной войне, а жил в Киеве в коммуналке и бедствовал. И никто в Украине не помог ему, никто не позаботился о нем в трудную минуту жизни, вот он и уехал за границу.
Пользуясь случаем, меня упрекали за то, что печать «распустилась». Постепенно спор затух, но оставил мрачное ощущение. Практически это было первое прилюдное столкновение двух членов Политбюро, причем в острой форме. Присутствовавшие не могли для себя решить, как вести себя — агрессивно или еще как. Ощущалась общая неловкость. Рушились традиции.
Тем же вечером с юга мне позвонил Михаил Сергеевич и спросил:
— Что у вас там произошло?
Я рассказал. Он внимательно выслушал, долго молчал, а затем буркнул, что получил несколько иную информацию.
Вернемся, однако, к октябрьскому пленуму 1987 года. Был ли прав Ельцин по сути? В определенной мере, да. Действительно, Перестройка начала спотыкаться, о чем и сказал кандидат в члены Политбюро. Был ли прав Ельцин по тактике? Думаю, нет. К выступлениям подобного характера надо тщательно готовиться. Видимо, все это почувствовал и Борис Николаевич, когда выступал с ответами на критику. Что-то отводил, но с чем-то и соглашался. Ельцин осудил свое выступление и позднее, на XIX партконференции, оценил как ошибочное и попросил своего рода реабилитации. Партконференция не отреагировала на его просьбу, в результате чего Ельцин получил как бы моральное право возглавить антигор- бачевский оппозиционный фронт.
И последний вопрос. На этот раз самому себе. Выступил бы я сегодня на пленуме, как тогда? Отвечаю с позиции сегодняшнего разумения — нет, не выступил бы. С позиции того времени — да, ибо принципиальным вопросом для себя считал поддержку Горбачева.
Воодушевленное итогами октябрьского пленума и последующим освобождением Ельцина от работы антиреформа- торское крыло в партии предприняло новую атаку на Перестройку. Многим памятна попытка аппаратного реванша, «малого мятежа», связанного с публикацией статьи Нины Андреевой «Не могу поступаться принципами» в газете «Советская Россия» от 13 марта 1988 года.
Я был в это время в Монголии. Мне показали статью в то же утро. Прочитав, я был поражен. Первое впечатление: в Москве что-то происходит, но не мог представить себе, что именно. Особенно встревожило то, что и Горбачев находился за рубежом. Попросил помощника позвонить друзьям в Москву и узнать, что там делается. Из Первопрестольной ответили, что ничего, кроме того, что идет совещание руководителей средств массовой информации. Ведет Лигачев.
Когда вернулся в Москву, получил возможность понаблюдать, как взбодрился партийный аппарат. Даже лица посветлели. А вот печать притихла, что обескураживало и в то же время свидетельствовало о непрочности, казалось бы, уже завоеванной свободы слова. Аппарат ЦК дал указание о перепечатке статьи в местных газетах. Статью одобрили на узком совещании секретарей ЦК. Иными словами, еще раз было продемонстрировано, насколько политическая бездарность губительна для общества, но еще страшнее — большой спрос на эту бездарность, продолжающийся до сих пор.
Как потом выяснилось, статья родилась из письма, которое Андреева и ее муж Клюшин направили в ЦК. В Ленинград поехал заведующий отделом науки газеты «Советская Россия» с тем, чтобы вместе с авторами превратить письмо в статью. Никого не смутило, что Андреева и ее супруг исключались ранее из партии за анонимки и клевету. КПК при ЦК восстановил их в партии под нажимом КГБ. Статья вернулась в секретариат Лигачева, а затем, после доработки, была напечатана.
Горбачев возвратился из Югославии в те же дни, что и я. Он с ходу понял, что статья направлена против него, является провокацией и требует обсуждения. Политбюро по этому вопросу заседало два дня. Вступительное слово Горбачева было резким, он назвал статью «платформой антиперестройки». Горбачев настоятельно потребовал, чтобы каждый член ПБ определил свое отношение к статье.
Вводную информацию было поручено сделать мне. В своем выступлении я говорил о том, что в номенклатурной среде усиливается противодействие общественным преобразованиям. Особенно заметно ортодоксальное направление. Оно питается интересами и убеждениями тех, кто усматривает в Перестройке угрозу собственным интересам. Догматическая атака идет от инерции сознания и многолетних привычек. Особенно крикливо левое фразерство. Оно пропитано революционаризмом, национализмом и шовинизмом. Яростным нападкам подвергаются средства массовой информации. Идет ожесточенная борьба за то, чтобы руководить отсюда, из цк, каждой газетой, каждой программой телевидения и радио. Ожесточилась борьба в среде интеллигенции, в сфере науки и культуры. Нельзя создавать новое поколение диссидентов, тем более на пустом месте, исходя из одних только амбиций, симпатий или антипатий. В Политбюро должно восторжествовать хлеборобское терпение в выращивании урожая, а не практика браконьерских набегов за легкой добычей. В заключение своей информации сказал, что статья в «Советской России» является идеологической программой реванша. Но беда даже не в ней самой, а в том внимании, которое было искусственно приковано к этой статье. Приковано партийным аппаратом, в том числе аппаратом ЦК.