Шрифт:
– Отпори с платья крест. И у нее тоже, – кинула она косой взгляд на Петру. – Он выдает вас. Здесь, в Джунглях, женщины не носят крестов. Они не находят, чтобы это им особенно помогало в жизни. Да и мужчины их не слишком жалуют. На, возьми! – она протянула Розалинде маленький ножичек с узким лезвием. Та нерешительно повертела его в руках, посмотрела на крест и снова перевела взгляд на ножик… Ни одно платье она еще не смела надеть, не нашив на него крест. Софи наблюдала за ней.
– Я тоже носила такой, – с горькой усмешкой сказала она. – Как видишь, мне он не помог. Розалинда робко глянула на меня. Я кивнул.
– Здесь, как видно, не очень-то любят благодарить господа Бога за свою судьбу, – сказал я, – и… возможно, они правы. Спори его…
Розалинда неуверенно принялась отпарывать крест.
– Что теперь? – спросил я у Софи… – Может, нам лучше бежать, пока не рассвело?
– Нет, – глухо сказала она, не поднимая головы, по-прежнему склоненной над чашей с водой. – Они могут обнаружить труп в любую секунду и решат, что это ваша работа. Тогда они будут искать вас в лесу. Никому ведь и в голову не придет, что вы здесь. А лес они обшарят как следует, будь уверен…
– Значит, нам пока лучше оставаться тут? – спросил я.
– Дня два или три, не меньше, – кивнула она. – Потом, когда они успокоятся, я выведу вас отсюда.
Розалинда оторвалась от своего креста и внимательно посмотрела на нее.
– Почему ты так о нас печешься? – спросила она подозрительно.
Я объяснил ей про Софи и «Паука» гораздо быстрее, чем это можно было сделать словами… Может быть, даже слишком поспешно… Она почувствовала, что это еще не все, и не отрывала глаз от Софи.
Та бросила недостиранную кофту в чан с водой, выпрямилась и медленно приблизилась к Розалинде. Она подошла к ней почти вплотную… Темные пряди волос разметались по ее обнаженной груди, глаза сузились…
– Будь ты проклята! – хрипло выговорила она с дикой яростью. – Слышишь? И оставь меня в покое, а не то!…
Розалинда вся напряглась, но не испугалась и не отступила ни на шаг. Я придвинулся поближе, чтобы в любой момент оказаться между ними. Несколько секунд мы стояли неподвижно: Софи, обнаженная до пояса, что, по-видимому, ее совершенно не смущало, пылающая злобой, готовая, как дикий зверь, к прыжку, и Розалинда, в коричневом платье с полуоторванным крестом, бронзовыми волосами, тускло сверкающими в пламени свечей, с искаженными чертами лица и настороженными, недобрыми глазами… Наконец, напряжение спало. Злоба и ярость, светившиеся в глазах Софи, угасли, хотя поза ее оставалось такой же агрессивной. Но вот губы ее дрогнули, по всему телу пробежала дрожь…
– Будь ты проклята!… – повторила она уже шепотом, но не со злобой, а с усталой горечью. – Можешь смеяться надо мной! Будь оно проклято – твое смазливое личико! Валяй, смейся… Потому что я люблю его! Я!… – она горько засмеялась, будто издевалась над собой. – Но что толку! Даже если… если бы он не любил тебя, разве остался бы он здесь со мной? С такой?!…
Она прижала ладони к лицу и с минуту стояла так, неподвижно, только дрожь волнами пробегала по ее телу… Потом она отвернулась от нас, пошла в дальний угол пещеры и ничком кинулась на матрас.
Мы трое молча смотрели на нее. Один ботинок слетел с ее ноги, и я ясно видел грубую подошву ее ступни с шестью пальцами. Я повернулся к Розалинде. Она посмотрела на меня виновато и сделал шаг к тому углу, где лежала Софи. Я отрицательно качнул головой, и она неуверенно отступила. Было очень тихо. Мертвую тишину нарушали только еле слышные всхлипывания и раздражающее капанье воды.
Петра выжидательно посмотрела на нас, потом на лежащую Софи, потом опять на нас. Никто из нас не двинулся с места. Тогда Петра, видимо, решила, что пришел ее черед, и начала действовать сама. Она присела на матрас рядом с Софи и осторожно положила свою маленькую ручку на темную копну ее волос.
– Не надо, – тихонько попросила она. – Пожалуйста, не надо!
Всхлипывания стали чуть тише, и через несколько секунд темная от загара рука обняла Петру. Плач Софи постепенно утих, стал не таким надрывным и горьким… Он уже не рвал мое сердце на части, а причинял лишь тупую, щемящую боль…
Проснулся я, дрожа от холода, потому что лежал на голом полу, и тут до меня донесся «голос» Мишеля.
– Ты что, весь день собираешься дрыхнуть? – раздраженно спросил он.
Я огляделся и увидел пробивающийся сквозь прикрывающую вход шкуру свет наступившего дня.
– Который час? – спросил я его.
– Около восьми. Уже часа три, как рассвело, – он помолчал и добавил.
– Сражение уже было.
– И что?! – нетерпеливо спросил я.
– Мы знали, что они наверняка устроят засаду и выслали вперед разведку, а сами притаились и стали ждать. Те приняли разведчиков за основной отряд, кинулись на них скопом… Ну, тут подоспели наши… Они и глазом моргнуть не успели, как все было кончено. А у нас двое или трое раненых…