Шрифт:
Денис лежал в палате, отведённой ему, и заканчивал своё прощальное письмо. В нём парень объяснял, почему поступил именно так, а не иначе. Он просил никого не винить за этот поступок, особенно Дарину. Это был его осознанный выбор. Также, он оставил записку и для своей девушки. Всего несколько строчек, но скрытый смысл в них был огромен. Денис составил свое мини-завещание, в котором оставил кое-что для Олеси и отца, прося передать им это.
За эти два дня Молчанов так ни разу и не поговорил со своей девушкой. Да и ни к чему хорошему это и не привело бы: только к ненужным слёзам, волнениям, а ухудшения её состояния допускать было нельзя ни в коем случае.
Врач больше не пытался вразумить его, лишь качал головой в знак непонимания. Может, он просто никогда не любил настолько сильно, насколько Ден любил Рину? Поэтому и не понимал его причины.
Раздался стук, и в палату вошёл врач.
– Здравствуй, Денис. Как самочувствие? – спросил он.
– Бодрое, - коротко бросил парень.
– Ничего не беспокоит?
– Беспокоит и очень сильно, - ответил Молчанов, заставив насторожиться Максима Викторовича. – У меня к Вам просьба. Мои сестра и девушка не знают, что сегодня будет, поэтому, пожалуйста, передайте им это, - Денис развернулся, взял с прикроватной тумбочки два запечатанных конверта и протянул их мужчине. На каждом было своё имя: «Олеся» и «Рина». Врач, к которому не раз обращались с подобным, молча положил их в карман халата.
– Операция начнётся через несколько часов. У тебя ещё есть время поговорить с девушкой.
– Нет, - ответил Молчанов. – Это не нужно. Всё, что я хотел ей сказать, я написал в письме.
– Ну что ж, - устало произнес врач, поднимаясь со стула. – Готовьтесь к операции, молодой человек, - и Максим Викторович покинул палату.
А в это время Дарина продолжала вести свой дневник.
«Через несколько часов у меня будет новое сердце, - писала она. – Говорят, что в больницу в последний момент привезли какого-то парня после тяжёлой аварии. Врачи не смогли спасти его, и сейчас его жизнь поддерживают только за счет аппарата искусственного жизнеобеспечения. Так заложено природой. Кто-то должен умереть, чтобы другой выжил. Мне жаль его, но уж так сложились обстоятельства…
Совсем скоро я смогу увидеть Дениса. Я безумно скучаю по нему. Знаю, что сама просила не пускать его, но так хочется иногда просто услышать его голос в телефонной трубке... Кажется, что стоит только всё рассказать, и на душе станет гораздо легче. Он обнимет, улыбнётся и скажет, что всё будет хорошо. А ты посмотришь в эти глаза, цвета расплавленного серебра, и поверишь. Не сможешь не поверить…»
Раздался стук в дверь. В проём протиснулась любопытная голова Егора.
– Привет смертникам! Готова выкинуть своё сердце на свалку? – бесцеремонно спросил он, усаживаясь на стул.
– Нет, - ответила ухмыляющаяся девушка.
– Я обязательно попрошу Максима Викторовича забальзамировать его в трехлитровой банке и покажу Дену.
Егор погрустнел и отвёл взгляд от лица девушки на окно. И он, и родители Рины знали, что на самом деле сегодня случится, но, по негласному соглашению, ей об этом никто не рассказывал.
– Эй, - позвала она задумавшегося брата, - ты в порядке?
– Да, а с чего ты взяла, что что-то не так? – насторожился парень, поворачиваясь к сестре.
– У тебя было слишком умное лицо, - пожала она плечами, пытаясь скрыть улыбку.
– Ах ты, маленькая вредина! Я тебе сейчас устрою! – со смехом сказал Егор и принялся щекотать девушку.
«Наверное, ради таких моментов и стоит жить, - продолжила свою запись Дара. – Просто ради того, чтобы доставлять другим радость, чтобы просто любить и быть любимой. Прежде я никогда не задумывалась над этим. Я просто пыталась взять от жизни всё, что можно, зная, что опасаться – глупо. Когда каждый день может стать последним, жить хочется всё сильнее…»
Это была последняя запись девушки перед тем, как зашёл врач. До операции оставался всего час, и Дару забрали на подготовку. Засыпая под действием наркоза, Рина заметила, как в операционную зашла ещё одна бригада хирургов, вместе с катившейся кушеткой. Тело парня, лежащего на ней, было накрыто белой простыней, а постоянно ходящие мимо врачи и действующая анестезия не способствовали улучшению зрения. Дарина успела выхватить лишь серебристые коротко стриженые волосы, перед тем как отключилась...
Операция длилась почти пять часов. За это время родители девушки, сидящие в коридоре перед дверью, не отходили ни на шаг. Несколько раз Марина Валентиновна начинала плакать и что-то бессвязно бормотать. Её муж лишь крепче обнимал её, но ничем успокоить не мог. Это были самые долгие часы в их жизни.
Казалось, что никто и никогда в мире не испытывал столько эмоций сразу, сколько испытала мать девушки, когда заветная дверь наконец открылась, и появился усталый врач. Это были страх, вера, надежда, безысходность, тревога, отчаяние…