Шрифт:
– Моника! Моника!- зашептала я ей на ухо!
– Ты жива…жива, Господи…- я стала осторожно поднимать ее. Но она безвольно обвисла на моих руках и больше не произносила, ни звука. Я не знала, что мне делать. Ее нужно было срочно доставить в больницу, но я не могла просто вывести ее из-за угла и пойти к машине. Нас бы сразу схватили.
– «Думай, Мали, думай…!»- но мысли разбегались. Оставалось только тащить ее вглубь кустов, подальше от клуба. А там уже можно бы, как-то подать знак таксисту, чтобы он помог.
Изодрав всю одежду, свою и Малин, я вытащила ее на дорогу. Пощупала пульс. Он был слабый. Аккуратно уложив ее, я пригнулась и побежала к машине.
– «Дыши ровно. Тебе не страшно. Дыши»- я старалась себя успокоить. Нельзя было, чтобы охранники почувствовали меня.
– Эй, тихо, только не ори.!- зашептала я водителю, открыв дверь, но по прежнему не поднимаясь с асфальта.
– Твою..…Ты совсем одурела, да?- он испуганно дернулся.
– Цыц! Сейчас не до болтовни. Видишь на обочине, лежит девушка? – он приподнялся на сидении.
– Матерь Божья, кто же ее так?- у него в ужасе округлились газа.
– Нужно быстро и незаметно занести ее в машину. И также быстро отвезти ее в больницу. Пожалуйста, помоги мне. Иначе она умрет - я умоляюще на него посмотрела. Он коротко кивнул и тихо открыл дверь. Потом пригнулся, как я, и мы уже вместе поползли к Монике. Он осторожно взял ее за подмышки. Ее голова безжизненно висела на груди. Я взяла ее за ноги. Мы положили ее на заднее сидение и, закрыв дверь, быстро рванули с места.
Дорога до больницы показалась мне вечностью. Я гладила Монику по волосам и вытирала слезы, скользящие по щекам.
Потом было длительно ожидание у реанимации. Я сидела в кресле, поджав под себя ноги, и невидящим взглядом смотрела в пол.
А потом вышел врач. И сказал, что у Моники сломан позвоночник. И она никогда больше не будет ходить.
Глава 19, часть 1
– «У тебя есть то, что тебе не принадлежит. Верни мне это, и тогда Эрика в будущем сможет ходить с тобой на танцы. В противном случае, тебе придется подбирать каталку обоим»- Это сообщение пришло 10 минут назад. Почти десять минут я сижу и смотрю на него. Я хочу плакать. Я хочу закричать. Но я не могу. Рядом со мной сидят родители Моники. И им намного хуже, чем мне. И я не знаю, что мне сказать, чтобы облегчить их боль. Все, что я могу, это сжимать руку мамы Моники и молчать. Она так и не пришла в себя. Прошло уже почти семь часов с того момента, как я привезла Монику в больницу. Врач, который сказал, что Моника никогда не будет ходить, подходил к нам еще раз. Он сказал, все оказалось не так безнадежно. У Моники не задет спинной мозг. Но нужна дорогостоящая операция и в кратчайшие сроки.
Когда он произнес эти слова, я больше не могла сдерживать слез. Я плакала и плакала. Я сделаю все, что угодно, но Моника снова встанет на ноги. Она должна встать на ноги.
Я винила себя. Я была уверена, что в этом несчастье виновата я. Если бы я сразу, что-то предприняла, касательно этого кольца, то ничего бы не случилось. Мне не верилось, что Даниэль способен на такие вещи, но факты говорили сами за себя. Он способен на эти вещи. И он непременно сделает все, что угодно, лишь бы получить это кольцо. И если что-то случится еще и с Эрикой… Я никогда в жизни не смогу себя этого простить. Я не смогу так жить. С мыслью, что я могла их спасти и ничего не сделала.
У меня были мысли на счет того, чтобы надеть это кольцо, и уничтожить Даниэля, а вместе с ним и всех этих уродов, что творят в нашем городе все, что им вздумается. Но когда я надела его, ничего не произошло. Я не почувствовала ни прилива силы, ни сверхвозможностей. Ничего. Зато, если рядом появлялся вампир, и у него были плохие намерения, оно сияло, синим пламенем. Теперь я могла определять, кто мне друг, а кто враг. А это было лучше, чем ничего.
Оставалась узнать, кто точно прислал мне смс и кто так жаждет получить кольцо. Я уверена, что это Даниэль, но все может быть, и я могу ошибаться. Хотя я уверена в обратном. Но обо всем этом думать сейчас я не могла. Мысли путались и разбегались. Нервное напряжение дало о себе знать. У меня стучали зубы и тряслись руки. Я не могла связно говорить и все время хотела плакать. Когда отец Моники предложил мне выпить, я вспомнила о бутылке виски, что валялась в моей машине, которую папа уже пригнал домой. И оставалось надеяться, что бутылку он оставил, там же, где нашел. Отец Моники позвонил моим родителям, когда узнал, что я еще не сообщала им, о том, где я и что произошло. Я поражалась выдержки и стойкости этого человека. Его ребенок лежал на больничной койке, совершенно беспомощный, а он продолжал заботиться еще о ком-то.
Я не стала просить папу забрать меня. Я не могла сейчас ни с кем разговаривать. Мне было нужно побыть одной.
Я села на автобус и уже через полчаса была дома.
– Малин, детка…это так ужасно!
– как только я открыла ворота, мама тут же подбежала ко мне и принялась обнимать. Я позволила себя обнять, но не смогла поднять руки в ответ. Они казались ватными.
– Прости, мама. Я хочу побыть одна - я высвободилась из ее объятий и направилась в гараж. Мама молча наблюдала за мной. Я взяла бутылку с сиденья и со всей силы хлопнула дверью. Я еле плелась обратно к крыльцу. Ноги не слушались, да и сил переставлять их правильно не было.
– Малин! – начала мама.
– Оставь ее - сказал папа, стоящий у двери. Когда я поравнялась с ним, он, молча, обнял меня и затем, также молча, открыл мне входную дверь.
Я поднялась в свою комнату и закрыла дверь на замок. Потом скинула ботинки. Штаны и кофта были следующими. Оставшись в нижнем белье, я прошла в ванную. Щелкнула замком. Поставила бутылку на стол. Открыла крышку. Включила воду. Закрыла шторку. Взяла бутылку и сделала глоток. Залезла в ванную и прижалась к ее стенке, поджав под себя ноги.