Шрифт:
Молодой мошенник Гуго, которого король поколотил палкой по всем правилам фехтовального искусства, подбрасывает ему краденого поросенка, так что король едва не попадает на виселицу, но спасается благодаря находчивости появившегося, как всегда, вовремя Майлса Гендона. Зато в Гендон-холле их ждет удар: отец и брат Артур умерли, а Гью на основании подделанного им письма о смерти Майлса завладел наследством и женился на Эдит. Гью объявляет Майлса самозванцем, Эдит тоже отрекается от него, испуганная угрозой Гью в противном случае убить Майлса. Гью так влиятелен, что никто в округе не решается опознать законного наследника,
Майлс и король попадают в тюрьму, где король вновь видит в действии свирепые английские законы. В конце концов Майлс, сидя в колодках у позорного столба, принимает на себя ещё и плети, которые навлекает своей дерзостью король. Затем Майлс с королем отправляются за правдой в Лондон. А в Лондоне во время коронационного шествия мать Тома Кенти узнает его по характерному жесту, но он делает вид, что не знает её. От стыда торжество меркнет для него, В тот миг, когда архиепископ Кентерберийский готов возложить на его голову корону, является истинный король. С великодушной помощью Тома он доказывает свое королевское происхождение, припомнив, куда он спрятал исчезнувшую государственную печать. Ошеломленный Майлс Гендон, с трудом попавший на прием к королю, демонстративно садится в его присутствии, чтобы удостовериться, что ему не изменяет зрение. Майлс получает в награду крупное состояние и звание пэра Англии вместе с титулом графа Кентского. Опозоренный Гью умирает на чужбине, а Майлс женится на Эдит. Том Кенти доживает до глубокой старости, пользуясь особым почетом за то, что "сидел на престоле".
А король Эдуард Шестой оставляет о себе память царствованием на редкость милосердным по тогдашним жестоким временам. Когда какой-нибудь раззолоченный сановник упрекал его в излишней мягкости, король отвечал голосом, полным сострадания: "Что ты знаешь об угнетениях и муках? Об этом знаю я, знает мой народ, но не ты".
(источник: Все шедевры мировой литературы в кратком изложении.
Увы, кратко пересказать, да так талантливо я ну никак не смогу,
так что пришлось прибегать к дополнительным источникам ^^")
– Вот такая история. Это - исходник, но его так часто ставили, что мы решили сделать что-то свое. Изменили некоторые части. Вот к примеру, - Марь Платоновна простерла руки к сцене, - сцена знакомства принца и нищего. Том жил далеко не добропорядочной жизнью. Он бедняк, нигде не работает, да и кто возьмет к себе нищего, у которого все из рук валится? Вот он и живет воровством. И однажды Тома ловят за руку в кармане одного из высокопоставленных вельмож. Вельможа тот поднял на уши всю площадь, крича об ограблении и цепко держа за руку неудачника-воришку. Его решили казнить. Прямо там, на площади, где стоял эшафот. Специально для таких, как он. И волей судьбы мимо проезжала карета принца и его свиты - тот спешил в замок после одного путешествия в соседнюю страну. Принц был добр душой и ненавидел казни, и когда увидел, что практически при нем собираются кого-то казнить, остановил карету и поспешил к месту казни с криком: "Именем Его высочества, остановитесь!" - Последнее Мари Павловна зычно выкрикнула, потрясая округлыми руками. Похоже, немного вошла в роль этого самого принца...
– Что-то все слишком радужно. Так в жизни не могло быть, - заметил Леша, отрываясь от спинки кресла и укладывая локти на колени. Такая поза придавала ему несколько деловой вид, добавляла серьезности и парочку лет.
– Конечно радужно! Это же сказка для детей! Итак по телевизору этому да в кинотеатрах показывают всякие ужасы с убийствами и кровью, зачем этой грязью и светлые повести марать? Пусть дети вспомнят, что такое доброта и сказка!
– экспрессивно ответила дородная женщина, в процессе размахивая руками. Честно говоря, когда ее ручки проносились перед носом или над макушкой, становилось страшно. А вдруг заденет? Я же отлечу!
– А-а-а....
– выдала я донельзя глубокомысленное, пристально следя, как руки укладываются на юбке. И только потом выпрямилась в кресле.
Она в принципе права. Я - человек, проведший самое глубокое детство еще в Советском союзе, воспитанная на наших мультиках, а не на всяких "Черепашках-нинзях" и "Человеке-пауке", и прочее, прочее - ее понимаю. И разделяю мнение. Но, как представитель современной молодежи, проведшей больше чем половину детства, юношества и начала взрослой жизни на вот этих Черепахах, Пауках, Людях Икс и, особенно, диснеевских фильмах про изуверства Джерри над Томом, взгляды уже не разделяю, потому что другой жизни, где есть место сказке, представить не могу.
Опять разрываюсь противоречиями...
Но здорово, что кто-то еще пытается нам, черствым и грубым в душе, напомнить про сказку. Правда, очень-очень здорово.
– Марь Пална!
– заорал Сема. Конечно же, я узнала его голос! Мгновенно перевожу взгляд на сцену, и... замираю, в шоке рассматривая друга. В голову, немного припоздав, стукнула мысль - а ведь он говорил, что в этом спектакле ему дали главную роль...
Сема был принцем. Почему я так решила? Да потому что парень словно сошел с книжных страниц и из розовых грез малолетних мечтательниц о королевствах, принцах и коняг белых мастей. Весь в белом, такой... что дух захватывает: прекрасный, возвышенный... настоящий принц.
Я мечтательно вздохнула.
Оказывается, Семе так идут длинные волосы...
Сема поймал мой взгляд, развернулся в мою сторону, как солдатик, и изящно поклонился, как какой-то высокородной даме. Я даже немного засмущалась.
– Хватит паясничать, Митинков!
– со строгой ленцой в голосе протянула Марь Платоновна.
– Что ты хотел? Да и когда вы уже соберетесь? Времени на репетицию осталось всего два с половиной часа, а мы еще даже не приступили!