Благодаря эмоциональной встряске, до института мы с Аней добежали вовремя, за минуту до звонка. Места были заняты практически все, разве что кроме камчатки на втором ряде и моей парты. Какая прелесть. Стул непривыкшей к утренним пробежкам мне казался мягчайшим креслом. Было до одури жарко, я расстегнула ворот и помахала перед собой тетрадкой, нагоняя ветер и прохладу.

Вместе со звонком в класс вошла черная куртка. Обладатель черной куртки - поправилась. Вот только он не спешил занять какое-нибудь место, а так и застыл возле двери, не убрав пальцы с ручки, и обводил взглядом ряды. Ему замахали несколько человек, громко предлагая взять стул и сесть с ними, но взгляд новенького как-то подозрительно буравил именно мою парту. Э нет, дудки! Никаких соседей! Я быстро шлепнула на рядом стоящий стул сумку и уткнулась в тетрадь.

Увы, намек не был понят. Я услышала, как он подошел и встал рядом. А еще пристально смотрел на мой затылок. Я делала вид, что полностью поглощена подготовкой к паре. А он все стоял. И смотрел. Иди ты уже... вон к тем зазывалам!

Дверь открылась и по линолеуму процокали знакомые каблуки. Не отрывая взгляда от тетради, встала. Лялечка поприветствовала группу. Все сели, кроме одного и, конечно, это привлекло внимание Лялечки.

– Немрин, а вы почему не сели?

– Мне негде сесть, Ольга Михайловна, - похоже, этот низкий, с насмешливыми нотками, голос принадлежал этому новенькому. Теперь на меня были обращены все взгляды. Захотелось стать невидимкой. Ненавижу такое внимание...

– А вот же свободно рядом с Арелиной, - удивилась Лялечка. Теперь мне хотелось запустить сумкой уже в двух человек.
– Арелина, да сними ты уже сумку!
– не выдержала преподавательница и ее поддержали согласным гудением.

Ну, новичок-Немрин!

Я уныло вздохнула и перекинула ремешок сумки на свой стул, чем новенький незамедлительно и воспользовался. А я отодвинулась поближе к окну. Как же ненавижу соседей! Но все равно ощущение чужого присутствия давило. Только вот сделать я с этим, кроме как просто перетерпеть, ничего не могла.

Лялечка напомнила всем, а в частности мне, что даже она бывает злопамятной, и за отнятые от пары пять минут прокатила меня по двум последним темам, придираясь чуть ли ни к каждому слову. Требовала объяснения для мельчайших, вскользь упомянутых деталей. Заставляла приводить примеры. Рисовать схемы. Когда она закончила и поставила выстраданную, мною, пятерку, я сильно напоминала мокрую мышь. По ощущениям, по крайней мере. Но был в этом один большой такой, жирный плюс - мне было глубоко все равно что кто-то рядом.

Лялечка начала объяснять новую тему с черчения обожаемых ею огромаднейших, на всю доску, схемам. В этот раз она расстаралась - мелкие детали были настолько малюсенькими, что их с моего места было ну совершенно не разобрать, как не напрягать глаза. Я бы плюнула и перерисовала потом у Аньки, но Лялечка наматывала между рядом круги и восьмерки, и поэтому пришлось продолжать щуриться, безуспешно стараясь разобрать все закорючки, перекрестия и линии.

К моей тетради с шуршанием придвинулась тетрадь соседская. C уже начерченной схемой.

– Рисуй с моей.

Скосила глаза на этого добрячка. И что он этим поступком добивается? Примазывается? Чего ему от меня уже надо?

Вот только Немрин, похоже, не знает, что этот номер со мной не пройдет. Добьется он от меня чего-то, ага. А с тетради я срисую, раз уж есть такая возможность. Чего момент упускать?

Преподаватель начала немного занудные объяснения, но что делать - она всегда так говорила. И тут рядом с ухом просвистел конкурирующий с далеко нетихим голосом Лялечки шепот:

– Как тебя зовут?

Лялечка тут же замолчала и хмуро посмотрела на нашу парту, как и половина группы, а вот я... я резко и неожиданно для себя шикнула, придвинув его тетрадку так, что острый край врезался в лежащую на парте ладонь. И теперь, когда внимание рассеялось, а препод опустила глаза в книгу, стала гадать - а вообще зачем я это сделала? Нет, ну правда - какое мне дело до сидящего рядом? Он же один из безликой толпы!

Не прошло и минуты, как этот новенький опять прошептал, теперь уже намного тише, я его едва услышала:

– Как тебя зовут?

Я закатила глаза к потолку. Ну что за настырный... Какого ему мое имя сдалось? Врожденная общительность покоя не дает?

Промолчала, понадеялась, что он отстанет, но нет, он опять повторил вопрос.

Чтобы отвязаться от него, бросила:

– Соня.
– Но таким тоном, чтобы парень понял ясно - лимит вопросов исчерпан. Пусть с другими болтает. Но он, похоже, ничего не понял, иначе зачем ему называть свое имя?