Хотя, думаю, на самом деле не такой уж и лопух — нюх у оборотней, может, и волчий, а мозги в голове человечьи… или, по крайней мере, чего-то наподобие. Ну и допустим: чутье им мой волшебный порошок отобьет, а как со следами от фургона быть? Это не заостряя внимания на том факте, что дорога сквозь лес идет одна и кони наши на Пегасов не похожи.

Ладно. Зато вот если полезут, глядишь, пару-тройку магистровых патронов мне этот мешочек сэкономит.

— Видела, — кивает Дара, — запах и в самом деле омерзительный.

— Ну, это кому как…

— В Дакире есть схожий порок. Там жгут в курильницах траву шен-ол, дым которой дарит отдых телу и сладкие грезы душе… пока не высосет ее всю, оставив от человека лишь дряблую оболочку. Потому шен-ол еще называют травой-вампиром… и пойманных торговцев ею казнят так же, как тех, кто продает вампирам пищу.

Вампирами, вспоминаю, местные упырей называют… и жрут эти люди-комары, точнее, пьют они кровь. А поскольку местная медицинская наука консервировать эту, как говорит старший лейтенант Светлов, жизненно необходимую организму субстанцию… он, правда, про спирт это говорил, но про кровь — правильнее… так вот, поскольку хранить эту субстанцию местные вряд ли умеют, следовательно, торговали они людьми. Живыми. Одни нелюди с другими… торговали.

И даже не хочется у Дары спрашивать: много ли такой мрази отыскивается? Потому что и в нашем мире подобной нечисти нашлось куда больше, чем хотелось бы. С гордым арийским профилем… а кто и без него, но все равно бежит впереди хозяев, язык от усердия набок вывалив!

— Сергей… смотри, справа от дороги… чернеет…

— Вижу.

Я, правда, в первый миг не сообразил, чего именно вижу. Потом только дошло — забор. Хороший такой забор, высокий, дом из-за него едва виднеется — труба да часть крыши. И ворота широкие — танки, если что, запросто разъедутся.

В общем-то, ничего странного — в таком вот лесу без доброй ограды обитать как-то скучновато. Только, не понравился мне чем-то этот теремок придорожный.

— Что за дом такой? — шепотом у Дары интересуюсь. — Слышала когда-нибудь про него?

— Нет. Никогда прежде не бывала на этом тракте.

— А предположить?

— Сколько угодно. Таверна, постоялый двор для купцов. С пограничьем торгуют многие — большой риск, но и большая прибыль. Здешним жителям есть, что предложить тем, кто прячется за их спинами.

— Это что же?

— Ну, — Дара сделала вид, что задумалась. — Например, мертвых оборотней.

— Да уж…

Я не удержался — на наш трофей оглянулся. Слава уж не знаю кому, богам здешним или магистру с его пулями, но лежит товарищ бывший волкодлак смирно, как и подобает добропорядочному трупу. Что не может не радовать.

— Ценный товар, ничего не скажешь…

Дарсолана плечиками пожала.

— Телеги с товаром двигаются медленно, а деревни редки. Если близится ночь, а ты все еще на тракте, лучше развязать кошель, чем ждать, пока вскроют пузо.

Война на самоокупаемости… ну-ну.

Я сразу представил: стоит наш старшина Раткевич на каком-нибудь базаре и трофеями вовсю торгует. Кому, мол, панталоны офицерские, парижской работы… а вот каток «тигра» подбитого, счастье в дом приносит лучше любой подковы… налетай, честной народ, не скупись…

Нет, бывают, конечно, и у нас затыки, когда без подходящего презента и свое законное не выбьешь, а уж штатно не положенное тем более. Но это все так, мелкая самодеятельность, а тут… одно слово — феодализм. Им до приличного централизованного государства еще пилить и пилить.

— Ага, — киваю. — Место вроде как и в глуши, на отшибе, но вполне себе доходное. Понял.

— Но только, — добавляю, — кажется мне, что у здешнего хозяина дела идут не так чтобы очень.

— Почему ты так решил?

— Дымом не пахнет.

Освещения, к слову сказать, тоже не заметно, но этот факт можно на жадность списать. К чему, мол, керосин со свечами зазря палить, когда над лесом дармовой фонарь маячит? А вот дымок… ужин они должны были не так давно сготовить… да и ночь совсем уж теплой назвать язык не повернется.

— Как там, — вполголоса интересуюсь, — друзья наши серые поживают? Все еще в отдалении крутятся?

— Да.

Странно.

— Странно. — Дара словно мои мысли прочитала. — Таверна заброшена.

— Таверна?

Переспросил и тут же сам на ветке дуба рядом с дорогой вывеску увидел: таверна «Старый олень». Причем, похоже, сам олень ее и вешал… в юности — надпись потемнела так, что пока различишь, глаз три раза сломаешь. Вдобавок висит криво, а одна доска снизу и вовсе отвалилась.