Голос его мне тоже понравился. Чуть с хрипотцой, спокойный, обстоятельный.

— Воевал где?

— Сначала Западный, потом Юго-Западный. Как Смута пошла — у Грищука, после — у Опанасенко. До ротного дослужился…

— А чего ж к нам решил вызваться? Понимаешь ведь, тут тебе и взвода не дадут.

— В курсе. Только, — вновь улыбнулся он, — я так прикинул, что лучше рядовым у вас, чем ротным у «синих». Для здоровья полезнее.

— Ну, это как посмотреть.

— Так и посмотреть. Снаряд в бою, он и мимо пролететь может, а вот «благополучник» куда реже мажет, особенно когда в затылок лупит.

— На наших, в смысле, — кивнул я за плечо, — кайзеровских машинах когда-нибудь ездил?

— Один раз, три часа, трофейную «черепаху» до станции перегонял.

— Стоп. «Черепаха» — это же английское чудо, А39-й, кошмарик под восемьдесят тонн с зенитной дурой?

— Не, — покачал головой русский. — Не знаю, что там бритты насобирали, а мы так ваш средний танк типа «Фороракос» назвали. Башня у него приметная.

— Как думаешь, сколько времени на освоение новой машины у тебя уйдет?

— По-разному. Смотря как с моточасами решите.

— Тоже верно. Мехводом ко мне пойдешь?

На самом деле я уже для себя все решил: скажешь «нет», все равно тебя за рычаги посажу, но спросить — спросил.

— Пойду.

— Даже мой чересчур юный вид, — улыбнулся я, — не смущает?

— Не смущает, — серьезно отозвался Михеев. — Раз уж тебе офицерские погоны навесили, не глядя на возраст, то чего мне заглядываться? Кстати, что это за погоны такие — без звезды, но с полоской поперечной? Лейтенант?

— Фельдлейтенант. [14]

— Понятно.

— Что ж, — протянул я ему руку, — значит, будем под одной броней кататься. Выходи из строя и вперед. Наш панцер — третий слева. Можешь пока внутрь заглянуть, за рычаги подержаться.

Ну вот, думаю, и второй есть.

Теперь самое сложное — наводчика подобрать. А как его подберешь, если передо мной вдоль этой шеренги орлы гауптмана Зиберта из четвертой вовсю попировали, артиллеристы наши недоделанные. Нет, я не спорю, штурмовое орудие — вещь в хозяйстве небесполезная, и «триппер» с его морским калибром в этом смысле очень даже. Но в принципе, так сказать, обобщая, по сравнению с нормальным панцером, ублюдок ублюдком.

Еще пару раз вдоль строя прошелся — ни одного подходящего лица не засек. Сплошь рыла, мыслительной работой не отягощенные. Такого за прицел сажать — проще боекомплект заранее, перед боем, к свиньям выкинуть. Хоть какая-то выгода проистечет — скорость за счет облегчения, опять же, если «подарок» поймаем, детонировать нечему.

В крайнем случае можно было бы, конечно, самому сесть — те же русские живут при экипаже из четырех и ничего. Но не знаю я, как они там живут, а как подумаю, что придется в бою одновременно цели отыскивать, обнаруженные расстреливать и еще при этом взводом управлять… не-е, ребята, не для меня это.

Пошел в третий раз, и вдруг в уголок глаза словно кольнуло. Развернулся, вгляделся… ага!

С виду он такой же замухрышистый был, как и соседи его, — зольдатик в мятой, грязной гимнастерке, волосы сальные дыбом торчат, ссадина здоровенная на скуле. А вот пальчики длинные и тонкие из ряда выбивались.

— Выйти из строя!

Вышел он. Я вокруг него обошел, как мышь вокруг приманки, мозгами пошевелил…

— Ну, отойдем в сторонку!

Отвел его не прямо к панцерам, а для начала вбок. Сели на ящики, я сигареты достал, протянул — глаза у него полыхнули, но взял одну, аккуратно, а не горстью и полпачки. Дождался, пока я щелкну, и с таким наслаждением затянулся… глаза полузакрыты, пальцы трясутся слегка, что даже последнему ежику понятно — давно человек без курева маялся.

Ну, мне торопиться особо не надо — подождал, пока докурит.

— Откуда ты?

— Из Фастова.

Эге… Фастов — это весело. Тамошним «санаторием» комитетовским вся Малороссия детишек пугает. Хотя нет, не пугает — таким путем дите можно заикой оставить. Но решил уточнить.

— Из «черной ямы»?

— Да.

— Имя, фамилия?

— Иван…Ваня Севшин.

— А отчество?

Кажется, он уже начал подвох чувствовать. По крайней мере удивился заметно. Но из роли пока не вышел.

— Эта… Петром батяню звали.

— Ясно, — кивнул я. — Ну а со званием у вас, Иван Петрович, как дело обстояло?

Русский вздохнул… огляделся по сторонам, тоскливо так, словно собака побитая.

— Закурить еще раз можно?

— Можно. — И добавил, когда он задымил уже: — Только вы, Иван Петрович, сейчас этим особенно не злоупотребляйте. А то с отвычки, да еще на фоне общего истощения организма — оно вам надо? Сколько вы без табака сидели? Полгода? Больше?

— Семь месяцев, — хрипло отозвался русский. — Да… семь месяцев и девять дней. А показалось — всю жизнь. Вчера, когда сказали, какое число, удивился страшно.