Тут из панцера вылез Нильс, и Гуго, взревев: «Хербергер-сучий-кот-дай-я-тебя-до-смерти-зацелую!», ринулся вперед, оттеснив меня.

А я стоял, уставясь в землю между носками своих ботинок и ботинок обер-лейтенанта. И никак не мог поймать одну мысль… я не знал, что это за мысль, но отчего-то был уверен, что она ужасно важная. Потом все-таки поймал и, подняв взгляд на Фрикса, тихо спросил: — Где гауптфельдфебель Аксель?

Обер-лейтенант улыбнулся еще более виновато.

— Погиб.

— А Айсман, Донненберг?

— Не знаю… они из ремроты? Ремрота держала южную окраину. Там, — запнулся опять обер-лейтенант, — там было жарко.

— Ясно.

Я откозырял и пошел… пошел вперед, сквозь огонь… ветер, становившийся с каждой секундой все сильнее, раздувал его, языки пламени тянулись чуть ли не до противоположной стороны улицы.

Жарко.

Смутно помню, как я с кем-то говорил… спрашивал… снова шел, механически переступая через тела, уворачиваясь от горящих досок, непонятно с чего вообразивших себя птицами…

Где-то далеко, на самом краю сознания, весело перестукивались выстрелы…

А потом я увидел ее — и бросился вперед, не чувствуя ног, не разбирая дороги… добежал, подхватил на руки, прижал… зарылся лицом в родную пушистость рассыпавшихся волос.

И — услышал… шепот, который был громче всех пушек мира. Да что там — громче Гласа Господня.

— Я знала… знала — ты вернешься.

Очнулся я полтора часа спустя. Вокруг топорщилось вкусно пахнущее сено, вверху проплывали облака вперемешку с еловыми ветками, и, судя по тому, с какой неторопливостью они этим занимались, наша безнадежная выходка все же увенчалась успехом — преследовать отходящую роту синие не пожелали.

Мне повезло — от накрывшей кромку леса ракетной очереди я отделался всего лишь контузией. Еще двое нижних чинов, схлопотавшие по осколку, как поведал мне возчик, сумели перевязаться самостоятельно, не дожидаясь, пока единственному в отряде медику надоест валяться рядом с ними бесчувственным телом.

А вот фельдфебелю Антонову, как сказал мне один из вышеупомянутых раненых, вовсе не подфартило — после прямого попадания от него остался лишь одолженный мной «никон», да повисший на соседней березе обгорелый лоскут с Георгием третьей степени.

Удивительно, но иных потерь рота не понесла. Пока линдемановские танкисты занимались приведением «в чувство» своих синих друзей с помощью пулеметного огня, даже группа Марченко сумела не только благополучно выбраться из деревни, но и утащить с собой пускач. Так что столь нежно любимое прапорщиком Дейнекой «тяжелое вооружение» пока осталось при нас — чего, к сожалению, нельзя было сказать о боеприпасах к нему.

Проверив на всякий случай повязки обоих раненых, я, невзирая на горячие протесты возницы, все же нашел в себе силы слезть с подводы и отправиться на поиски штабс-капитана, дабы просветиться относительно наших дальнейших перспектив, — и главное! — разжиться папиросой-другой. Несмотря на все еще продолжающую наличествовать головную боль, курить хотелось просто адски, а мои собственные запасы «травы никоцианы» исчерпались еще вчера.

Поиски успехом не увенчались — оказалось, что Игорь вместе с нашей доблестной разведкой в лице унтера Петренко уже полчаса как ускакал вперед проверить маршрут предполагаемого следования роты. Мне же пришлось довольствоваться обществом Коли Волконского и его же ядреным малороссийским самосадом.

На переадресованный ему вопрос о видении нашего ближайшего будущего лейтенант поначалу ответил примерно теми же морскими терминами, коими несколько часов назад, перед боем, образно характеризовал свое мнение относительно тогдашней обстановки. Терпеливо дождавшись окончания его речи, я повторил заданный вопрос, и комвзвода-2, чуть смягчившись, буркнул, что об этом — сиречь о наших перспективах — в данный момент могут относительно уверенно рассуждать лишь трое. А именно: господь бог, его высокоблагородие полковник Леонтьев и командир кайзеровских танкистов, причем первый и последний имеют в данном случае явное преимущество перед нашим непосредственным начальством.

Наверное, на этой ноте нашу беседу стоило бы завершить, но я имел неосторожность поинтересоваться мнением Николая еще по одной занимавшей меня теме: что в оставленной нами деревеньке могло «приманить» к ней целых четыре сверхтяжелых танка — по нынешним временам драгоценность поважнее иных сокровищ короны?

Похоже, лейтенанту уже давно и сильно хотелось осчастливить кого-нибудь своим виденьем этого вопроса. И я в данном случае наступил… даже не на любимую мозоль, скорее, это походило на минную растяжку. Как там говорилось в бессмертном творении господ Катаева и Файнзильберга о поисках партийной кассы старгородского подполья? Остапа понесло? Вот и Колю Волконского понесло — могуче и неудержимо, невзирая ни на какие ухабы и рытвины.