— Да брешет этот урод, — кивнул я на сутенера, — что у него шлюхи, в какую ни плюнь, все сплошь княгини да графини. Фрицу вон баронессу сосватал.

— Ну, — задумчиво говорит шофер, — та баронесса, что баварец повел, разве что у себя в халупе с земляным полом баронствовала. Только одно жемчужное зерно в этой навозной куче имеется. Видишь во-он ту малышку?

— Которую пузан как раз сейчас материт? — уточнил я целеуказание. — Вижу. А с чего ты взял, что она из здешних фонов будет?

По мне, так ничего в девке этой особенного не было. Кроме, разве что, возраста. Блондиночка, худенькая такая, невысокая, чуть курносая… волосы в две косички заплетены, в правой красный цветок, в левой — белый. Женщина типа «мини», уменьшенная, так сказать, модель. Хотя нет, это личико у нее как у взрослой, а если мордашку эту серьезную отминусовать, она и на девку-то не потянет. Так, девчонка малолетняя. Таким бы с куклами еще… ну да у нас в доме и помоложе работать начинали. И не только полы мыть, но и в «веселом квартале» тоже. Трущобы… сколько белые занавесочки на окнах ни крахмаль, заплаток на платье от этого меньше не становится.

— Я, — прервал мои размышления Клаус, — малыш, перед войной семь лет личным шофером графа Рекс работал. Насмотрелся. Порода, это знаешь ли… заметно. Только сломается она скоро. Была б постарше чуть — может, и выдержала бы, а так… спорим, через две недели приедем, не будет ее здесь?

— Через две недели нас здесь не будет.

— Тоже верно. Эх, Эрих, — Клауса, похоже, как русские говорят, на ностальджи потянуло, — видел бы ты, какая у меня машина тогда была. «Бенц» ручной сборки, салон хромовой кожи, сиденья…

И в этот момент сутенер размахнулся и как врежет девчонке той по лицу. Ах ты сволочь, думаю, у него ж колец по весу, как на кастет хороший…

Девчонка от этого удара на пару метров отлетела, на спину шлепнулась, а когда привстать попыталась и руку от лица отнять, пузан подсеменил и небрежно так ногой ее… даже не то чтобы пнул, а словно подошву вытер.

А я как увидел у нее на лице мазок кровавый, яркий — и в голове будто бризантный рванул!

Помню, как подбежал и первый раз ему врезал — с налету ботинком. Ботинки у меня хорошие, Ральф Бауман их с убитого горнострелка снял. А следующее, что помню, — сутер на земле свернулся, подвывает тоскливо, а рядом со мной Клаус стоит и руку мою удерживает, которой я из кобуры «штайр» тащу.

— Не надо пулю об него пачкать. — В его голосе прозвучало такое ледяное спокойствие… Мне даже не по себе стало.

— Мне не жалко!

— Нет, — мотнул головой Клаус. — Пуля — это честная смерть. Не для такой мрази.

— А чего с ним делать? Пинать уже достало. Может, на проезжую, да грузовиком по нему взад-вперед?

— Зачем такие сложности?

Клаус усмехнулся и кивнул на соседний столб. А со столба провод болтается оборванный до середины, как раз кузовом под него подъехать.

— Хорошая мысль.

Я наклонился, осторожно так, чтоб не запачкаться, полу пиджака сутерского отогнул, бумажник из внутреннего кармана выудил, толстый бумажник, плотно набитый, купюры с обоих концов веером разноцветным торчат. Открывать не стал, так и кинул девкам под ноги.

— Поделите, а то пока нового козла себе найдете…

Схватил за воротник, поднял рывком — Клаус уже подруливает — и только собрался в кузов закидывать, глядь — откуда ни возьмись, синий патруль! Легок на помине, что называется! Три рыла, одно другого небритее, в шинелишках пехотных. Двое с карабинами, третий с ручником наперевес. Ручник непривычный, не с диском, как стандартный русский, а с магазином сверху. Английский, что ли, из союзнических поставок?

— Что происходит, камрады?

— Да вот, — весело так отозвался. — Сутера вешаю. Помочь хотите?

Переглянулись они ошарашенно — и сгинули, как ветром сдуло.

«Хрен с вами, сам справлюсь», — почему-то весело подумал я.

Закинул тушу пузана в кузов, сам следом запрыгнул, врезал ему промеж ног на всякий случай, чтоб не трепыхался. Примерился, ножом лишние полметра провода отхватил, руки за спиной связал, потом шею захлестнул, двойным узлом затянул, а Клаус уже газ давит. Хорошо, я отскочить в глубь кузова успел, а то бы сам этот столб макушкой вперед таранил!

Повис он. Можно было, конечно, и повыше его подцепить, откуда вид эффектнее, ну да возиться… до земли не достал, и ладно. Минуты две подрыгался, штиблетами посучил и затих, язык вывалив. Красота.

Честно скажу, давно я такого удовольствия не испытывал. Равно как и удовлетворения на душе от хорошо проделанной работы. Почаще бы такое. Майору, что ли, предложить? Боевой дух, опять же, поднимает!

Огляделся — девок уже, само собой, и след простыл. Кроме малышки давешней, из-за которой весь сыр-бор и завелся. Сидит прямо на асфальте, кровь остановить пытается.