Я чувствовала головокружение, но вскочила, схватив отломанную ножку стола. Одной рукой Этьен отирал кровь с глаз, а другой искал меч. Он снова не рассчитал скорость моей атаки, и ножка стола с силой обрушилась на его голову, содрав кожу с черепа. Кровь хлынула ему на лицо, он закрылся руками, а я продолжала осыпать его ударами. Он, полусогнутый, ослепший, пятился назад, пока не свалился на обломки стола.

— Боже, девушка, — простонал он, — ты убьешь меня?

— С легким сердцем! — расхохоталась я так, как никогда прежде не смеялась, и ударила его повыше уха, снова отбросив его на сломанный стол, с которого он с усилием пытался встать.

Стон сквозь слезы слетел с искаженных губ Этьена:

— Во имя бога, девушка, — молил он, слепо протягивая ко мне руки, — будь милосердна! Остановись во имя святых! Я не готов умереть!

Он старался встать на колени. Кровь, хлеставшая из разбитой головы, обагрила его одежду.

— Остановись, Агнес, — бормотал он. — Пощади меня, во имя бога!

Я колебалась, мрачно глядя на него, затем бросила в сторону свою дубинку.

— Живи, — сказала я с презрением. — Ты слишком ничтожен, чтобы пачкать о тебя руки. Убирайся!

Он попытался встать, но не смог.

— Мне не подняться, — простонал он. — Комната плывет, и в глазах темно. О Агнес, ты подарила мне горький поцелуй! Бог милосерден, но я умираю в грехе. Я смеялся над смертью, а теперь, когда она рядом, я боюсь. Ах, господи, мне страшно! Не оставляй меня, Агнес! Не дай мне умереть как собаке!

— С какой стати? — зло спросила я. — Я тебе доверяла, считала, что ты благороднее обычных людей, слушая твои лживые слова о рыцарстве и чести. Тьфу! Ты продал бы меня в рабство, которое отвратительнее, чем турецкий гарем.

— Знаю, — простонал он. — Моя душа чернее ночи, что надвигается на меня. Позови хозяина, пусть он приведет священника.

— Он уехал по своим делам, — ответила я. — Он прокрался через заднюю дверь и поскакал в сторону леса.

— Он поехал, чтобы выдать меня герцогу Аленсонскому, — прошептал Этьен. — Он все-таки узнал меня. Я действительно пропал.

Я догадалась, что это произошло из-за того, что в темноте я позвала Этьена по имени, — так хозяину стало известно настоящее имя моего фальшивого друга. Следовательно, если герцог арестует Этьена, это случится из-за моего непредумышленного предательства. Как большинство деревенских людей, я испытывала к знати только страх и недоверие.

— Я увезу тебя отсюда, — сказала я. — По моей воле даже собака не попадет в руки закона.

Я поспешила из таверны к конюшне. Неряхи-служанки уже не было: возможно, она тоже побежала в лес, если не была слишком пьяна, чтобы заметить что-нибудь. Я оседлала коня Этьена. Конь прядал ушами, грыз поводья и лягался, но я подвела его к двери. Войдя к Этьену, я увидела, что он действительно представляет собой страшное зрелище: весь в синяках и кровоподтеках, в рваном камзоле и рубашке, залитой кровью.

— Я привела твоего коня, — сказала я. — Потерпи, я тебя донесу.

— Ты не сможешь этого сделать, — запротестовал он, но я, не дослушав, взвалила его на плечи и понесла к коню. В самом деле, я передвигалась с трудом, потому что тело его совершенно обмякло, как мертвое. С огромными усилиями я положила его поперек седла и привязала.

Некоторое время я колебалась, не зная, куда отправиться. Наверное, он почувствовал мою нерешимость и проговорил:

— Скачи по дороге на запад, в Сен-Жиро. Там есть таверна в миле от города — «Красный вепрь». Хозяин таверны — мой друг.

За ночь, пока мы скакали на запад, я говорила мало. Мы никого не встретили на дороге, огороженной черными стенами леса и освещенной лишь бледными звездами. Мои руки стали липкими от крови Этьена, так как из-за скачки его многочисленные раны снова начали кровоточить, а сам он начал бредить, несвязно бормотать о временах и людях, неизвестных мне. Вскоре он стал перечислять имена, которые я слышала, — лордов, леди, солдат, разбойников и пиратов. Он, захлебываясь, шептал о темных делах, подлых преступлениях и странных геройских подвигах. Временами он пел отрывки из военных, застольных песен и непристойных баллад, любовную лирику, тараторил на незнакомых мне языках. С той ночи я проехала немало дорог, но эта скачка в лесу Сен-Жиро была незабываемой.

Когда я подъехала к таверне, о которой говорил Этьен, сквозь ветки деревьев забрезжил рассвет. Судя по строению, это была она, и я крикнула хозяина. На порог деревенский мальчик вышел в ночной сорочке, зевая и кулаками протирая заспанные глаза. Увидев огромного коня и всадника, залитого кровью, он оторопел от страха и удивления и шмыгнул за дверь. Через минуту наверху осторожно приоткрылось окно, из которого высунулся ночной колпак и дуло мощной аркебузы.

— Езжай своей дорогой, — сказал колпак, — мы не имеем дел с бандитами и убийцами.