Царица кивнула и коротко обвела нас взглядом.

— Итак, большинство из вас советуют мне отказаться от визита. Но повелитель должен иногда действовать вопреки собственному благоразумию, и не следует забывать одного: если я не приму это приглашение, Ирод может расценить это как слабость и даже как враждебный акт по отношению к соседней стране. Он вынужден постоянно балансировать на своем шатком троне, он чувствует свою зависимость от Рима, от дружбы с Антонием и, не в последнюю очередь, от благосклонности Октавия. Этот человек понимает только один язык — язык силы. Я отправлюсь в Иерусалим и покажу ему, что не боюсь его, потому что, если дело дойдет до чего-нибудь серьезного, Антоний будет на моей стороне, а не на его.

Таким образом, вопрос о визите был решен. Однако один из нас наотрез отказался войти в Иерусалим — а именно мой слуга Салмо.

— Господин, ты не можешь от меня этого требовать. Конечно, в прошлый раз Ирод оказался милостив, но ведь он думал, что я никогда больше не появлюсь в Иерусалиме. Ведь он может приказать казнить меня, так сказать, в предостережение, по принципу: если нельзя ударить хозяина, стегают его осла.

Я принужден был рассмеяться.

— Но, Салмо, не хочешь же ты сравнить себя с ослом? И если уж допустить подобное сравнение, то Ирод не посмеет тронуть и волоска на наших ослах, как не станет он делать ничего, что могло бы задеть Клеопатру. Какой бы старой и прочной ни была его юношеская дружба с Антонием, однако она может не устоять перед женщиной.

Салмо в сомнении покачал головой.

— Или перед золотом, властью, больной гордостью, тщеславием, завистью — ах, господин, я мог бы назвать тебе еще дюжины причин. И ты не можешь не признать, что Ирод вспыльчивый и гордый человек, и ему ни в чем нельзя доверять. Поэтому я прошу тебя позволить мне вместе с римским легионом подождать окончания вашего визита у стен города.

Я не смог отказать ему, тем более что сам втайне разделял его мнение.

Со времени моего последнего посещения Иерусалим сильно изменился — и вынужден признать, что в лучшую сторону, хотя большинство изменений служили для безопасности и удобства даря.

Ирод выслал к нам почетную делегацию, когда мы находились еще на расстоянии двух дней пути от Иерусалима. Сам он встретил нас перед воротами города, в окружении своего великолепного двора.

Мы въехали в город через ворота Яффы и проехали мимо крепостных башен Гиппик, Фасаил и Мариамна, которым Ирод дал названия в честь своих друга, брата и супруги и которые — надо признать — были необычайно красивы и совершенно различны. Откуда-то слышались приветственные возгласы народа, однако они доносились приглушенно, поскольку наша процессия была окружена тремя рядами вооруженной до зубов личной охраны. Нельзя было не заметить громадный новый дворец, который был достроен только спустя десять лет.

Мы двигались дальше вдоль крепостных стен на север, где на горе Антония возвышался огромный комплекс, возведенный за необыкновенно короткий срок. Он представлял собой нечто среднее между дворцом и крепостью и снаружи выглядел довольно сурово, грозно и неприступно, внутри же был обставлен с изысканным вкусом.

Ирод, замечу наперед, был вовсе не труслив, но чрезвычайно недоверчив и делал все, чтобы предупредить возможное нападение. Так, вся площадь перед храмом просматривалась со стен крепости, потому что — как с небрежным хладнокровием заметил царь — именно здесь вероятнее всего может начаться восстание, и поэтому его легко будет пресечь в самом зародыше.

Вечером был устроен большой симпосий в честь Клеопатры, ее сыновей и друзей.

И в тот же день была начата опасная игра, за которой всем нам пришлось внимательно следить, чтобы она не засосала нас в свой смертельный водоворот.

Царица приняла ванну, горничные помогли ей причесаться и одеться. И сразу же после этого она пригласила меня на беседу, в которой приняли участие также Шармион, Ирас и евнух Мардион.

В последнее время я почти не упоминал про Ирас — но это потому, что в дороге, как и в других напряженных ситуациях, она отдалялась от меня и существовала только для царицы.

Без долгих предисловий Клеопатра сразу начала с главного:

— Друзья мои, сейчас мы находимся в ситуации, подобной той, когда Ирод посетил нас в Александрии, и я постараюсь встречаться с ним только при свидетелях. Уже тогда это был опасный человек, но, в конце концов, я ведь была у себя во дворце. Теперь же мы полностью в его власти, и я не знаю, какую игру он затевает. Поэтому для нашей общей безопасности я приказываю: одна из вас — Шармион или Ирас — все время должна находиться при мне — на тот случай, если Ирод неожиданно посетит меня в моих покоях. Если он захочет отослать вас, вы не должны обращать на это внимания, потому что я скажу, что мои горничные следуют только моим приказаниям. Если он пригласит меня к себе, меня будет сопровождать Гиппократ, и я скажу, что, согласно старинной египетской традиции, когда царица выезжает за пределы страны, врачу надлежит постоянно находиться рядом с ней. Если разговор будет идти о политике, при этом должен присутствовать Мардион как мой ближайший советник и доверенное лицо. Что бы ни сделал, ни приказал и ни потребовал этот араб, вы должны подчиняться только мне, его вы будете слушать, только если я позволю вам это. Думаю, ни у кого нет вопросов по этому поводу?

Нет, в этот раз никто на них не отважился.

Даже если Ирод действительно испытывал вражду или ненависть к нашей царице, это никак не проявилось на первом симпосии. Теперь иудейскому царю было около сорока лет, держался он властно и высокомерно, хотя был при этом разговорчив и обходителен. Внешне он мало изменился, только черная борода стала чуть длиннее и одет он был роскошнее, чем в предыдущую нашу встречу. Поверх длинного белого нижнего платья, расшитого золотом и отделанного бахромой, на нем была тяжелая пурпурная царская мантия. Поприветствовав гостей, он снял свою украшенную жемчужинами митру.