— Лучше подождать, — сказал осмотрительный Хэл.

Внутри клетки-шара, которая являлась головой чудовища, находилось нечто похожее на серебристое, сверкающее яйцо. Бочкообразное туловище, на котором красовалась голова, испещряли многочисленные, как будто пробитые гвоздем дырочки. Ноги располагались таким образом, что определить, где перед монстра, а где — зад, было невозможно. Судя по всему, тварь была изготовлена из металла, однако суждение это основывалось исключительно на зрительном впечатлении.

— Отпрыск Зверя Хаоса, — предположил Корнуолл.

— Может быть, — согласился Хэл. — Отпрыск или призрак.

— Надо спросить у местных, — сказала Мэри. — Они наверняка знают.

Однако местных по-прежнему нигде не было видно.

Они помылись, выстирали одежду, приготовили и съели ужин. Временами со стороны склепа доносился малоприятный запах, но в остальном все было спокойно. Лошади неторопливо жевали сено: они отыскали в углу замкового двора копешку, которая стояла там, по-видимому, с очень давних пор. Вокруг похрюкивали свиньи; словом, все как днем, правда, за двумя исключениями: цыплята отправились ночевать в курятник, а обитатели замка все еще отсиживались в своем укрытии.

— Я начинаю беспокоиться за них, — сказал Корнуолл. — Может, с ними что-то случилось?

— Они просто прячутся от нас, — заявил Плакси. — Им вовсе не хочется выполнять свое обещание, поэтому они прячутся и дожидаются, когда мы уйдем.

— Ты думаешь, они не помогут нам справиться с псами? — спросила Мэри.

— Я не поверил ни единому их слову, — буркнул Плакси.

— А вот псы никуда не делись, — заметил Джиб. — Я поднимался на стену перед тем, как село солнце: на равнине их видимо-невидимо.

— Что будем делать? — поинтересовался Оливер. — Мы же не можем остаться тут навсегда.

— Обождем, — решил Корнуолл. — Рано или поздно что-нибудь обязательно произойдет.

С наступлением ночи на востоке взошла луна. Хэл подбросил в костер дров, и тот разгорелся с новой силой. Извлеченное из склепа существо бродило по двору, словно к чему-то принюхиваясь.

— Назовем его Жестяным Ведром, — предложил Хэл. — Интересно, что у него на уме? Какой-то он пугливый.

— Присматривается, — сказал Джиб. — Оказался в новом для себя мире и, сдается мне, не уверен, что он ему нравится.

— Да нет, не то, — возразил Хэл. — По-моему, он чем-то встревожен. Может, он знает то, что неизвестно нам?

— В таком случае, — проворчал Плакси, — он, я надеюсь, не станет делиться своим знанием с нами. У нас и без того достаточно хлопот. Мы в ловушке среди каменных развалин, хозяева которых укрылись от нас там, где нам их наверняка не найти, а вокруг полным-полно адских псов. Им известно, что когда-нибудь нам придется выйти на равнину, и уж тогда они отыграются, отплатят нам за все унижения.

— Я пошел на стену, — объявил Корнуолл, вставая. — Погляжу, как дела.

— Лестница слева от тебя, — сказал Джиб. — Будь осторожен: ступеньки все стертые и скользкие.

Лестница была крутой и длинной, но в итоге Корнуолл добрался до парапета стены, достигавшего там, где кладка еще не осыпалась, в высоту трех футов. Стоило ему положить на парапет руку, как из-под ладони вывалился и полетел вниз очередной камень. На равнине места, залитые лунным светом, перемежались глубокими тенями, различить среди которых псов было весьма и весьма затруднительно. Несколько раз Корнуоллу казалось, будто он замечает какое-то движение, однако полной уверенности у него не было.

С севера задувал холодный ветер. Корнуолл вздрогнул. «Да, — сказал он себе, — прошли те времена, когда ты дрожал только от холода». Сидя с товарищами у костра, он старался не показывать им своей озабоченности, но теперь, наедине с самим собой, мог не притворяться. Они угодили в западню, выхода из которой пока не было и в помине. Корнуолл понимал, что попытка пробиться с боем обречена на провал. Они располагали всего-навсего мечом, топором и луком с двумя дюжинами стрел. Ну да, меч колдовской — зато меченосец никудышный. Разумеется, Хэл отлично стреляет из лука, но разве он сумеет в одиночку выстоять против целой своры? А Джиб настолько мал ростом, что с ним справится любой пес.

Поодаль взмыла с криком в небо ночная птица, взлетела и закружилась над равниной. «Что-то спугнуло ее, — подумал Корнуолл, — не иначе как неугомонные псы». Птица полетела прочь, и крики ее постепенно затихли, но на смену им пришел другой звук, такой тихий, что Корнуолл поначалу едва расслышал его. Чуть только он напряг слух, как его прошиб холодный пот: ему почудилось, что он слышит этот звук не впервые. Между тем тот изменился в тональности, каким-то образом перескочил со стрекотания на гудение. И тут Корнуолл вспомнил — вспомнил ту ночь, когда к костру выкатилась из темноты отрубленная человеческая голова. Гудение перешло в надрывный плач, словно на равнине изнывало в муках некое насмерть перепуганное создание. Плач делался то громче, то тише: дикая, ужасная музыка, которая отдавала безумием и от которой стыла в жилах кровь. «Темный Дудочник, — мысленно воскликнул Корнуолл, — к нам вновь пожаловал Темный Дудочник!»