– Вызваны, Вольф… – отвечает Огородник, – только кто у караулки палит до сих пор? Вы же ушли оттуда…

– Таракан рехнулся, сказал, мол, не уйдет… Давайте, ребята, заворачивайте. Рябого Джона убили, который с Трубы, Протеза, Сэма с Холма… Тоже на тот свет хотите?

Как-то он очень мягко заговорил. Вроде бы мы не солдаты его, а он нам не командир вовсе. «Ребята…» Чего это он нас уговаривает? Огородник и Боунз сразу вместе одно и то же у Вольфа спросили:

– Где Капитан?

– А Капитан – жив? Вольф очень тихо отвечает:

– Капитан на Трубе прорыв закрывает с Бритыми. Там быкуны, и ему их не сдержать, ребята…

Огородник его перебил. Все, даже не глядит Огородник на Вольфа:

– Слушай мою команду! За мной отбивать караульное помещение бего-ом… марш!

– Стойте! Да стойте же вы! Это неподчинение офицеру!

Но больше народу Огородника послушалось. Я послушался, и Боунз послушался, и Полина, и Мойша Кауфман, и Гвоздь, и еще от Вольфа олдермен Петер отцепился, с нами побежал, и еще Яна заводская, и еще Джон Филд, и молодой парень, которого я не видел ни разу.

Вот, добежали, чуть только с ног не падаем.

У хибары полкрыши нет, а что осталось – дымится, и огоньки под дымом ходят. И в стене дыра большая, даже не дыра – дырища. А у дырищи копошатся людаки. Много же их, очень много, целая толпа людачья!

Огородник кричит:

– Огонь!

И мы все прямо по куче людаков палим! И я палю – с одного ствола, потом с другого! Я пока перезаряжаю-перезаряжаю, никак в ствол заряд не лезет, почему так? Я его толкаю пальцами, а он не лезет… Неровные они. И все вокруг стреляют, палят, а людаки к нам бегут. Ай! Как ужасно! Они не как люди, они, как кузнечики, прыгают… Точно людаки, как боголомы, на нас… Упал один! А у меня заряд все никак не лезет…

И тут – р-раз! Я заряд выронил. А один людак прямо на меня прыгнул, я с краешку стоял… Вот он совсем рядом. Я ружьем его – бам! – по руке… ну, по лапе, опять – бам! Прикладом. И он меня чем-то тоже отшвырнул… Все, сейчас убьет! Я лежу, он надо мной…

Вдруг голова его, людачья, брызгом во все стороны разлетается, а он на меня падает. Прямо на меня. О-ох!

Я отскочил. И даже дробовик не потерял. Другой заряд засовываю. Кто ж меня спас? Вроде Гвоздь. Спасибо ему огромное! Отстрелил голову гаду…

– Вперед!

Все, я зарядил один ствол. Смотрю, куда стрелять, куда вперед идти… А людаки-то разбегаются! К седловине бегут, на Равнину хотят, обратно! А многие уже совсем не бегут никуда, они лежат, мы их поубивали.

Огородник к хибаре людей ведет, и я за ними пошел. Все тут наши? Нет, не все. Мойшу Кауфмана я не вижу.

– А Мойша где? – я у Боунза спросил.

– Убит.

Огородник у дыры остановился, которая в стене, и кричит:

– Если жив кто-то из наших, отзовитесь! Не стреляйте по нам! А оттуда – только мычание и кряхтение.

– Это Огородник и еще наши…

Опять мычание и кряхтение. Потом оттуда доносится хрипло так:

– Быстрей! И я говорю:

– Вроде Таракан…

Огородник внутрь сунулся, а потом и Гвоздь за ним, и Полина. А потом – я.

Внутри все в крови, сплошная кровь. Рябой Джон лежит, совсем мертвый, у него лицо прострелено. И Сэм с Холма лежит, он живой, это он мычал. За руку схватился за свою, из руки кровь хлещет. Протез лежит, а у него та нога, где у него как раз протез-то и был, оторвана, а вторую ногу ему людак грызет. И Протез лежит белый-белый, не шевелится. Еще два людака лежат мертвые или почти совсем мертвые – не шевелятся тоже. Чужой человек рядом с ними лежит. А Таракан и здоровый людачина в углу возятся. Таракан ножик ему в плечо вгоняет и кряхтит от натуги, а людак одной лапой ножик из плеча тащит, а другой лапой Таракана душит.

Я эту всю гадость одну секунду видел. Но на всю жизнь запомнил.

Гвоздь с Полиной – раз! раз! – застрелили обоих людаков: и на Таракане, и на Протезе. Таракан на нас глядит, глаза у него дикие, ужасные, я даже отвернулся. А потом он принялся хохотать. Очень громко. Хохочет-хохочет, никак не остановится. Полуголый, вся одежда на нем разорвана, кровь из царапин цедится, лицо перепачкано чем-то, а он все хохочет. Огородник ему:

– Встать!

Таракан вроде успокоился. Встает.

– Где Капитан?

– Прорыв… где Труба… затыкает… А тебе… Огородник… век не забуду… Считай… должен.

– Потом сочтемся. Почему Вольф…

Таракан Огороднику договорить не дал, Таракан сказал, чем Вольфа его, Вольфова, мать родила. Я Вольфову мать знал, это была хорошая женщина, совсем не грубая. Она так неприлично сделать не могла.

– Ладно… – Огородник ему отвечает, – что дозоры на Первой и Второй точках?

И Таракан ему быстро все говорит, будто бы начальнику. Уже совсем в себя пришел Таракан.