И вот первая беда. По челобитной московского боярина Никиты Одоевского с государевой грамотой на сыск прикатил в Офремово городище пристав с писарем и тремя стрельцами, а с ними человек Одоевского для опознания беглых.

Ну да слава богу, Иван Юрьевич вразумил приказчика, а то пропадай!

Перед церковкой пристав с одоевским холопом медленно обходил согнанных на площадь и выстроенных в ряд людей Тургенева.

Остановились перед кудрявым белоголовым красавцем. Холоп Одоевского присвистнул:

– А ведь ты, кажись, Егорий?

– Ваш?
– спросил пристав.

– Да нет. В учениках на мыловарне жил, в Москве.

– Писарь, пиши!
– и ойкнул вдруг: - Батюшки светы!

Было отчего ойкнуть. На площадь с охломонами Тургенева, сам с жердякой, влетел Ивашка Немчин. Двинул пристава. Убил бы! Стрельцы спасли. Ощетинились рогатинами, подхватили пристава, к лошадям - и деру!

Человека князя Одоевского у стрельцов выхватили, и кто чем! Кабы не поп - убили. Подняли чуть живехонького.

Георгий в суматохе головы не потерял. Не для того ушел из Москвы, чтоб в Офремовом городище на Тургенева спину гнуть, - исчез.

В тот шумный день кончилось тихое житье новых городов.

Младший сын Ширин-бея рыскал по русским украйнам. Отряд в триста сабель не иголка в стогу сена, но старый воин Абдул, советы которого для Ширин-бея были приказом, будто шапку-невидимку на отряд накинул. Молодому бею хотелось шума, пожаров, крови и добычи, но он знал: маленький человек Абдул - человек Маметши, стало быть, глаза и уши самого хана. Приходилось терпеть, и вскоре младший Ширин-бей возблагодарил аллаха за дарованное свыше терпение. У речки Липовицы, в Шацкой степи, увидели нежданный город. Тотчас отпрянули назад, а вперед по совету Абдула с десятком лошадей, якобы для торговли, отправился сам Абдул с малолетком Амет Эреном.

Русский свежесрубленный городок был как диковинпая игрушечка.

Татар в город пустили. Лошади были нужны, но стольнику Роману Боборыкину, который ставил город, хотелось еще и пугнуть крымцев. Пусть поглядят на крепость, пусть посчитают пушечки, а их по стенам - без одной сорок. На дюжих стрельцов поглазеть крымцам тоже ахти как полезно. Благо в Тамбове теперь каждый второй - стрелец или казак.

На базаре коней у мнимых купцов купили быстро. Абдул цену просил умеренную. Дешевить не дешевил, чтобы русские не подумали чего, но и насмерть за копейку не стоял. Татары торговали конями русскими же, своих, крымских, не продавали, продашь - дома голову снесут. Татарский конь неказист, да устали не знает. В русские города крымцы на своих конях не ездили.

К Амет Эрену тоже покупатель подошел.

Дворянин, видать. Оружием увешан с ног до головы. Молоденький, Амет Эрену ровесник. За поясом у него нож торчал. Рукоятка костяная, в виде вставшего на дыбы медведя. Увидел русский, что татарчонок глаз с ножа не спускает, засмеялся, выдернул из-за пояса нож и Амет Эрену протягивает. Тот головой закрутил - отдарить нечем. А русский опять смеется:

– Бери! Считай, что это надбавка к плате за коня. Не подведет конь-то?

– Не знаю, - сказал честно Амет Эрен.
– Мой конь не подведет. Этот - не знаю.

Абдул у них переводчиком. “Плохой же из тебя торгаш, - думает об Амет Эрене, - больно честен!”

– Ладно, - говорит русский, - все равно возьми, коли нравится, чтоб на душе у тебя было спокойней. Глядишь, в поле сойдемся, мимо стрелу пустишь.

– Нет, - замотал головой Амет Эрен, - я не промахнусь.

Злится. А русский доволен.

– Дарю тебе нож за честность. Коли от раны буду маяться, добьешь?

– Добью.

– Ну и на том спасибо!
– сунул Амет Эрену нож в руки, взял коня за уздечку и ушел.

Амет Эрен рукоятку поглаживает и дрожит, будто его из проруби вытащили. Ух, какой злой!

Вечером Абдул говорил Ширин-бею;

– Город зовут Тамбов. В городе тридцать девять пушек, многие с именами - большие пушки.

Татарам было ведомо: русские строят засечную линию. Их удивило другое: солидность и мощность укреплений. Ставились не острожки, а города.

Оборонительный рубеж загораживал все южные дороги на Москву.

Отряд Ширин-бея покрутился возле нового городка Козлова, прошел линией надолбов от Тамбова до речки Черна- вы. Побывал у Чернавска, нового городка, поставленного между Ельцом и Ливнами на быстрой реке Сосне. Издали видели возобновленный Орел, а на прочность проверили в Офремовом городище.

Жизнь в порубежном городе, покуда татары или еще какие лихоимцы не набегут, сонная.

Солнце печет, а тени никакой. Тополей понавтыкали, да годок и для тополя не срок.

Домовитые стрельцы и стрельчихи на новые поселения привозили закутанные в рогожи корни яблонь, слив, груш. Кругом черноземы. Воткни костыль да полей - зацветет!

Саженцы принимались зеленеть, приживались, и, глядя на будущее богатство, на зеленую завтрашнюю благодать, ой как не хотелось войны, которая дана на голову человека, но которая и дерево не забудет и цветок не обойдет.