– Алекс, он отдал свою свободу в обмен на мою!

Я почувствовала, что глаза наполняются слезами, и я ничего не могла с этим поделать. Вся моя фальшивая уверенность вдруг куда-то делась, и мне так захотелось передать кому-то часть своего горя. Алексу? Да, потому что он был для меня совсем не чужим человеком. Нас многое связывало, как бы жестоко с нами не обошлись обстоятельства.

Я сидела в его кухне, и слезы градом катились по моим щекам, беззвучно и неотвратимо. Алекс заколебался.

– Саша, мне кажется, мы оба пострадали. Ну почему все так произошло?...

Это был вопрос, на который не могло найтись ответа. Слезы застилали мне глаза, но даже сквозь них я видела, что Алекс готов наступить на горло своей обиде и разделить со мной мои переживания. Его рука непроизвольно потянулась к моей, но он сдержал себя, боясь, что может все только усложнить. Этот его порыв еще больше заставил меня осознать свою вину по отношению к нему. И еще то, что я ВИДЕЛА его чувства! Они были для меня почти материальны. Любовь и отчаяние, надежда и недоверие - все смешалось в нем, разрывая его на две половины.

– Алекс, мы можем помочь друг другу. Это камень принесет тебе только неприятности. Ты должен избавиться от него.

– А как же ты?
– он внимательно смотрел на меня.
– Ведь тогда ты окажешься под ударом?

Я поняла, что с тех пор, как мы с ним виделись в последний раз, что-то произошло с ним. Тогда все мои рассказы были для него лишь разговором ни о чем. Теперь, он верил мне. Каждому моему слову! Что же произошло? Я не удержалась и задала ему этот вопрос.

– Я много думал о том, что с нами случилось. Стал читать записи деда. Я многое понял, - его лицо сделалось серьезным.
– Похоже, он знал то же самое, о чем ты пыталась мне сказать. Наш мир не такой, как мы его представляем. Мой дед заставил меня засомневаться в том, что раньше казалось однозначным. И теперь я уверен, что все это - правда...

Алекс грустно рассмеялся.

– Я не знаю, был ли мой дед сумасшедшим. Но теперь, похоже, и я заразился его безумием.

– Это не безумие, Алекс. К сожалению.

Мне так захотелось поделиться с ним всеми своими переживаниями, что я не смогла себя остановить. Я рассказала ему о том, что произошло со мной в хижине во время грозы, о собственных возможностях, которые открылись во мне недавно, об Орланде и о Саре. Единственное, о чем я умолчала, так это о моей любви к Дэвиду и о моей готовности навсегда уехать с ним. И еще о нашей поездке на Алтай. Никогда-никогда я не скажу ему об этом - Алекс не заслуживает такой жестокости! Александр слушал внимательно, ни разу не прервав меня.

– Спасибо тебе, - прошептала я.

– За что?
– удивился он.

– Ты не вызвал санитаров.

Его лицо осветила улыбка, и от нее мне стало теплей. Даже мама не смогла до конца поверить мне, и сейчас я ничуть не жалела, что все рассказала ему.

За то время, пока мы с ним разговаривали, завтрак давно остыл. Алекс задумчиво разглядывал испорченную им вилку, потом встал и выбросил ее в мусорное ведро. Так же молча, он забрал мою тарелку и снова включил микроволновку.

– Надо поесть. Ты, наверно, тоже не завтракала.

– Я приехала сюда сразу из аэропорта.

Тут мой взгляд упал на часы, висящие на стене кухни. Стрелки показывали почти девять часов.

– Алекс! Я отрываю тебя от дел!

– Нет, - отмахнулся он, - я работал в воскресенье, поэтому сегодня у меня выходной.

Алекс думал сейчас о чем-то совершенно другом.

– И ты, правда, можешь видеть мои чувства?

– Нет, - соврала я, - мне многому еще надо учиться...

Алекс расслабился, а я не смогла сдержать улыбки. Как мне это знакомо, когда-то я сама задала Дэвиду этот вопрос, и вот, оказывается, для других он тоже очень важен. Не думала, что и парни могут бояться обнажать свои чувства!

Наш завтрак затянулся. Мы долго говорили с Александром обо всем, что только приходило в голову. Осторожно подбирали темы и слова, будто знакомились с ним заново. Иногда мне даже казалось, что теперь мы - совсем другие люди, и наши отношения должны складываться по-другому. Не знаю как, но по-другому. Мы старательно обходили в разговоре тему Дэвида, не произнося его имя вслух. Для нас обоих оно было напоминанием о том, что нам так не хотелось сейчас снова переживать.