– Нам туда, - говорит она и показывает направо.

– Но оно прямо перед нами, прямо за этими зарослями.

– Я знаю, но вид будет лучше, если мы заберемся на холм.

– Вид? Там нет никакого вида.

– Поверь мне, Грей. Доверься мне, - и она, не ожидая, пойду ли я за ней, идет направо между деревьями и кустами, несмотря на то, что там нет дороги. Она поднимает юбку до коленей, и я смотрю на ее ноги, пока она перебирается через упавшее дерево и валун, которые преграждают нам путь. Медленно мы одолеваем отвесный склон. Возможно, там есть на что посмотреть.

Когда мы выходим из-за деревьев, я практически теряю дар речи. Мы стоим на холме высоко над водой. С этой точки зрения озеро выглядит довольно маленьким и узким. Длинная полоса воды скрывается за другим холмом. Вокруг нас растут колокольчики с высокими толстыми стеблями, которые достигают моего бедра. Нежные сиреневые цветы свисают пучками и танцуют на ветру. Вдали видно южную часть Стены.

Эмма идет вперед в поле к одинокой скале на холме. Фиолетовые цветы достают ей почти до плеча, но она идет дальше, и они ускользают из ее рук.

– Раньше я всегда приходила сюда с дядей, - рассказывает она мне, пока мы устраиваемся поуютней на камне.
– Почти ежедневно. По крайней мере, пока… ну, ты понимаешь. Когда его забрали, мне было девять. Я не была здесь уже несколько лет.

– Отсюда озеро выглядит великолепно, - говорю я.
– И, по правде сказать, оно кажется таким маленьким. Теперь я понимаю, почему ты называла его прудом.

– Видишь?

– Да, но это все равно озеро. Я просто пробую быть вежливым.

Она вздыхает.

– Ну да. Для тебя это очень тяжело.

– Знаешь, несмотря на то, что ты думаешь, я не плохой человек.

– И то, что ты сделал с Челси, не имеет значения?

– Это совершенно другое.

– Это все равно важно.

– Пусть. Но я не плохой человек. У тебя нет оснований думать обо мне пло-хо.

– Я приму это на веру до поры до времени, - она берет целую горсть травы и пускает ее по ветру.

– Тогда почему ты это сделал?
– спрашивает она, глядя на меня. Солнечный свет падает на ее родинку под глазом, и похоже, будто она, в самом деле, плачет.
– Почему ты сказал правду про назначение?

Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Объяснений много. Я не хочу становиться отцом. Я ненавижу официальные назначения. Я хочу ее, но не под давлением.

– Ты сказал правду или…?
– спрашивает она, когда я не даю ответа.
– Ты же не собираешься позже на меня наброситься или что-то подобное? Я сильнее, чем выгляжу. Мои руки лечат, и все думают, что я такая дружелюбная и заботливая. Но я могу быть сильной, если потребуется.

– Я слышал, - я тихо смеюсь.
– И да, я сказал правду.

Она вновь смотрит на меня так же, как тогда в больнице. Я так и не могу понять ее взгляд.

– Я ненавижу назначения, - говорит она.

– Я тоже.

– Сколько у тебя уже было?

– Ты не хочешь этого знать, - мне не хватит пальцев рук, чтобы пересчитать их. Хотя я давно ни с кем не спал, все равно это число больше, чем мне хочется ей назвать.

– А ты?

– Только один, - итак, слухи неверны. Эмма уже приняла однажды одно назначение.

– Помнишь Кро Феникса?
– спрашивает она.

Я киваю. Он был похищен полтора года назад.

– Он мне нравился, - объявляет она.
– Я имею в виду, правда, нравился. Тот месяц был так прекрасен, что я даже подумала, что так будет и дальше, и что между нами что-то есть. Не знаю, что именно. Это и впрямь было глупо. Я бы хотела и дальше с ним быть, но думаю, не было оснований для взаимности. Через две недели он встретился с Сашей Квартер, а затем исчез.

– Мы все когда-нибудь исчезнем, - говорю я.
– Вот почему я это ненавижу. Я не вижу смысла в планах, когда так легко помыкать людьми. У меня есть время только до моего восемнадцатого дня рождения. Лучше я найду кого-нибудь хорошего, с кем буду чувствовать себя хорошо, и останусь с ним.

Она кривовато улыбается.

– Быть только с кем-то одним? Так долго, как назначено?

– Забудь о назначении. Делай так, как будто нет никакого назначения, нет правил, нет Клейсута, а только один единственный человек. Навсегда. Это кажется тебе смешным?

Одно мгновение царит молчание. Я знаю, что это странный вопрос, полностью гипотетический и слишком глубокий, и на короткое время я пу-гаюсь, что она высмеет меня.

– Знаешь, большинство сарычей (птица - NB) соединяются на всю жизнь, - произносит она, покусывая губы, и опускает взгляд на озеро. Оно похоже как застывшее серебро, которое извергается из земли, и долина бросает голубую тень на его глубину.