Её голос задрожал и пресёкся.

– Машинистом? Конечно. Я предполагал. О чём же ещё мог он поведать, - добродушно ответил Валерий Павлович, накладывая себе салат.

И вдруг, схватив брата за грудки, он стал его бить кулаком по лицу. Наотмашь, сильно, озверело. Татьяна Александровна попыталась его остановить, но он обозвал её скверным словом и велел убираться. Она хотела ослушаться, но он настоял и не успокоился, до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь.

– Поздравить пришёл? Салатика поесть? Кушай!
– кричал Валерий Павлович, избивая лежащего брата.

Сказав последние слова, он схватился за скатерть, сгрёб все угощения и обрушил их на Василия.

– Пусть отмечает моё сорока-восьмилетие, - сказал он, обращаясь ко мне, - а мы, Серёжа, давай пойдём из этого дома. Тут уже ничего не исправить.

Влекомый властной рукой Валерия Павловича, я вскоре оказался на улице. Мне предстояло слушать оправдательную речь старшего из братьев, столь же душевную и доверительную.

– Не поверите, - заговорил он, обращаться ко мне на «Вы».
– Покойная мать, царствие ей небесное, аборт хотела сделать. Ну, куда говорит в тридцать шесть рожать, люди засмеют. Да и устала она, не в силах была за ребёнком маленьким ходить. Я настоял. Сказал, рожай мама, все заботы возьму на себя. Выращу. И растил. Бывало, встанешь среди ночи, говорит «писать хочу», и идёшь, горшок несёшь. Пописает, говорит: «хочу кофе сладенького». Попьёт кофе, сказку читай. Делать нечего, время полчетвёртого, а я книгу беру и сказку читаю. А с утра работа, институт.

Это только мне одному известно, с какими трудами я его вырастил. И вот благодарность. Наверное, не те сказки читал. Пять невест у меня было, и всех отвадил. Со всеми разлучил. Как ни следи, не уследишь. Прознает, где я живу, подгадает момент, ворвётся и всем сказку про белого бычка расскажет. Брат спал с матерью, воровал, ходил под себя, убивал людей работая машинистом, менял сексуальную ориентацию и прочее, прочее. Я уж и квартиру разменял, и свой адрес хранил в секрете, переезжая с места на место раз десять. Всё зря. Каким-то невообразимым образом меня находит и пакостничает.

– Через адресное бюро, - уверенно сказал я.

Заговорил я собственно для того, чтобы как-то успокоить дядю Валеру, показать своё расположение. Убедить, что клевете не поверил.

– Зря вы, Валерий Павлович, с Татьяной Александровной так грубо обошлись, - высказал я то, что более всего меня задело.

– Милый Серёженька, голубчик вы мой, золотое сердце, - начал он витиевато, - так ведь не отмыться же. Не оправдаться за всю жизнь. Как там Геббельс говорил, чем страшнее ложь, тем больше вероятность того, что хоть что-нибудь после неё останется.

Женская, да возможно и общечеловеческая природа такова и никуда от этого не деться. Поэтому Татьяну Александровну я и прогнал. Уже не склеить, не вернуть того, что было. Наша семейная жизнь после напутствий брата, просто обречена. Я пробовал, живя с другими, «загладить, искупить». Увы, всё тщетно.

Гуляя по городу, мы подошли вдруг к железнодорожному полотну. Совсем рядом маленький маневровый тепловоз тащил за собой огромную платформу с щебнем. Поравнявшись с нами, из кабины тепловоза высунулась круглая, чумазая, физиономия и, окликнув Валерия Павловича, сказала:

– Ей, извращенец, поехали людей давить. По карманам опять будешь шарить.

– Некогда, - крикнул в ответ дядя Валера.

– Ты, смотрю, опять за своё. Ничего, смазливый мальчишка!

Физиономия скрылась, а мой спутник, смеясь, стал объяснять смысл произошедшего.

– Это тот самый дядя Юра и есть, с которым я, якобы, работал в бригаде помощником.

– Понял, - согласно кивнул я, а сам задумался: «кому верить?».

15.07.1999 г.