Критик
Журналист Буквоедов был не в духе, не спал всю ночь. Вчера, в телевизионной студии Останкино, один косматый исполнитель своих песен, при всех, обозвал его журналюгой.
«Тварь безголосая.- Думал он, шагая по улице.
– Кто дал ему право? Я сотрудник уважаемой газеты, честный и принципиальный человек. Не будь он другом главного редактора, я б ему так ответил».
Буквоедов шёл на спецзадание, путь его лежал в драматический театр. Редактор попросил написать хорошую рецензию на только что вышедший спектакль. Видимо, были у редактора на то свои тайные планы, но Буквоедов угождать ему более не собирался.
Пришёл аккурат перед самым началом и со злорадством отметил, что зал полупустой, а те немногочисленные зрители, которые пришли на премьеру, процентов на девяносто состоят из школьников да курсантов. То есть людей подневольных, по чьей - то указке, как скот кнутом, на спектакль этот пригнанных.
«Ну, что ж, поглядим.
– Потирая руки и ощущая в себе ретивый дух бунтарства, размышлял Буквоедов.
– Сначала поглядим, а затем пригвоздим. Так раскатаю, что у редактора и его косматого дружка на голове волосы дыбом встанут. Посмотрим, кто из нас журналюга, а у кого ещё принципы остались, коими не торгую».
Спектакль долго не начинался, наконец, актёр в гриме показался из-за кулис и, махая рукой кому-то невидимому, прокричал:
– Гасите! Гасите свет!
Свет в зале погас.
– Ну, вот, тоже мне столичный театр.
– Раздражённо прошипел журналист.
– Начинают, как в Вышнем Волочке.
Всё ему в этом театре не нравилось, начиная с низких писсуаров в туалете, безропотного зрителя и заканчивая постановкой, которая со скрипом шла на подмостках. Картонные декорации казались отвратительными, игра актёров безобразной, возмущало и то, что освещение сцены менялось по особым просьбам героев спектакля:«Сделайте ночь! Включите луну!.. А теперь у нас день! Включите, пожалуйста, солнце!». Что не являлось режиссёрским изыском, а было следствием халатного отношения к работе со стороны осветителей. Более же всего не давал покоя мужчина, сидевший рядом, от которого разило перегаром.
«И как их, пьяных, в театр пускают?
– Мысленно возмущался он.
– А, впрочем, кто за ними будет следить. Билетёрша книгами торгует. И какими? «Как уклониться от воинской службы». «Сто сочинений в помощь поступающим». Страна дураков! Нет у людей никаких принципов».
Запах перегара потому так нервировал журналиста, что он третий день не пил. Воздерживался, крепился, стараясь не впасть в очередной запой. Что можно было смело прировнять к подвигу, который не каждому пьющему человеку под силу. А, тут, под боком, такой аромат.
На перерыв Буквоедов вышел, желчно пережёвывая баранку, чудом завалявшуюся в кармане пиджака.
– Я этот позор театральной Москвы так пропишу, - ворчал он, - будет вам, господин приятель косматых певцов, хорошая рецензия.
Мотивы редакторской просьбы стали ему сразу же ясны, как только он увидел молоденькую смазливую актрису, игравшую главную роль.
«Переспать с ней хочет, седой кобель, но я ему не сутенёр. Так и напишу: спектакль - дрянь, актриса - бездарь. И пусть попробует возразить».
Прогуливаясь по фойе, он как-то само собой подошёл к стойке буфета.
– Девушка, там у вас коньяк в коробках, или это пустые коробки из-под коньяка?
– поинтересовался он.
– Коробки, - покраснев, ответила буфетчица.
– Ну, а выпить есть что-нибудь?
– Джин с тоником в банках, а в разлив - Мартини - бианка.
– Джими и Толик - братья на век, - передразнил журналист, недовольно морща лоб, - это не хорошо. Налейте мне, милая девушка, мартини. Два по двести. И дайте-ка один бутерброд с колбаской.
Выпив «Мартини» и, мысленно обругав этот напиток, он с бутербродом в руке направился в зал. И тут, вдруг, словно что-то щёлкнуло у него над головой и всё преобразилось. Ненавистные курсанты и школьники стали любимыми. «Это же наши защитники, надежда и опора». Картонные декорации показались теперь верхом совершенства, чуть ли не лучшим из того, что он видел в театрах. Актёры, вышедшие после антракта и игравшие на сцене, стали блистать талантом и красотой.
«Воистину вино нас примиряет с действительностью».
– Подумал Буквоедов и, крикнув «Браво!», в ответ на очередную реплику героини, предложил мужчине, сидевшему рядом, проследовать с ним в буфет. Мужчина не отказался.
Затем Буквоедов угощал актёров в забегаловке на углу, обещая им фантастическую похвалу. После этого пил с прохожими в подворотне, с отъезжающими на вокзале. И с кем только не пил, пока добрался до дома.
Дома Буквоедов вышел на балкон и ему померещилось, что перед собой он видит редактора. Редактор был прозрачным, невесомым, как воздушный шар, и при этом задавал вопросы.
– Кто ты такой?
– спрашивал редактор.
– Я - Солнце Российской журналистики! – Остервенело, кричал Буквоедов, отвечая, как ему казалось, на очевидное.