Басаргин Иван Ульянович
Владыка уссурийских дебрей
Рассказ
Охотники - народ неразговорчивый. Обычно, когда начинаешь спрашивать об охоте, они отвечают односложно: "увидел, выстрелил, ну и..." Но такое случается тогда, когда ты пристаешь к ним с расспросами.
Без предварительной подготовки... А вот, если соберется несколько человек в таежном зимовье, ночью, да еще в мороз, то можно услышать много интересного.
В прошлом году я испросил у редактора отпуск, поспешно ушел в тайгу. Сказать, что меня туда гнала жажда добыть зверя, будет неправдой, я шел, чтобы подышать таежным воздухом, разобраться в себе, а точнее - просто отдохнуть.
В первую же ночь я забрел в зимовье, что спряталось в чащобах Медвежьего ключа. Припоздал, там уже набилось человек шесть охотников. Все места на нарах были заняты, и мне ничего не оставалось делать, как приготовить себе лёжку под нарами. А кто спал там, тот знает, как это неудобно, холодно и неуютно. После ужина мы легли спать... Но я знал, что уснут не скоро. Это была минута молчания, после которой начнутся рассказы, чудные и заковыристые, со смешинкой... И начались... Первым открыл рот Митька Брех, по фамилии Забалуев. Брехом его прозвали за вранье, потому что он был самый никудышный охотник, а говорил об охоте больше всех.
– Вот со мной был случай, - начал он. Кто-то промычал, другие хмыкнули. Хриплый голос проворчал с нар:
– Вали, Митя, давно мы тебя не слыхали.
– Промышлял я белку, - ничуть не смущаясь, продолжал Митя.
– Вышел на сопку, слышу белка гуркнула. Бац ее и в питаузу. Иду дальше. Смотрю, вывалился медведь...
– Бац и в сумку, - подсказали со стороны.
– Нет, бросился на меня. Я его бац, бац из обоих стволов и выбил дробью глаза. Медведь заревел и на меня, я увернулся. Сбежал с сопки и шумлю чащей. Он ко мне, я снова...
– Старо, слыхали, ты его привел в зимовье и там добил, чтобы мясо не носить далеко.
– Не хотите слушать, не надо, - обиделся Митька и смолк.
– Все это так, но скажите мне, охотнички, как вы понимаете охоту?- чуть с иронией в голосе спросил Сергей Гурьяныч Бутаров, старейший охотник-промысловик.
– А что тут понимать? Увидел зверя - бей, на то ты и в тайгу вышел.
– Выходит так, вали кулем, потом разберем, - хмыкнул Сергей Гурьяныч.
– Только так, - с хрипом сказал охотник Резвов.
– И зимой и летом? Да?
– А отчего бы и нет?
– И не жалко?
– А тебе не жалко, когда ты больше всех промышляешь белки, колонка и прочей пушнины?
– Жалость жалости рознь, на то я и добываю, чтобы за ту пушнину золото у капиталистов выкачать. Вот ты, Резвов, слышал я, в немецком концлагере был. Пять раз убегал и столько же раз тебя ловили. Страшно было?
Резвов молчал долго. Потом тихо ответил:
– Очень страшно.
– Так как же ты, сукин сын, страмотная твоя душа, дошел до такого?
– До чего же я дошел?
– А до того, - когда в наст забежала к тебе от волков в сарай косуля, а ты ее ножом? Не из ружья, по-честному, а ножом. А? Я помню, ты рассказывал, что в пятый раз, убегая от преследователей, ты заскочил к немцу-крестьянину в амбар. Он хотел тебя вилами заколоть, но раздумал и отдал гестаповцам. Ты того немца обещал при случае убить. А как ты поступил с косулей?
– Так то ж был зверь! Понимаешь - зверь!
– Зверь, - чуть слышно проговорил Сергей Гурьяныч и вдруг взорвался: - Зверь, говоришь? Но ты-то человек! Слазь с нар, поганая душа. Корреспондент, занимай его место! Зимовье мое, и я в нем хозяин, буду распоряжаться в соответствии с душевностью. Ну, шевелись, корова! Дурным духом от тебя наносит. Да и ты там не мешкай.
Пришлось подчиниться. Резвов обиделся:
– Ишь хозяин нашелся. Придешь в мое зимовье, на порог не пущу!
– В твое я ногой не ступлю - зачумленным лучше на морозе ночь скоротать.
Резвов кряхтя заполз под нары, долго шипел там, фыркал, как рассерженный изюбр.
Остальные притихли. Знали - Бутаров может и на мороз выгнать. Однако после вспышки он замолчал, задумался. За стенами потрескивали деревья от мороза, шептались рыжие дубки...
– Охотники-то вы плевые, - сказал он не сразу.
– Не оттого, что убивать не умеете, а оттого, что души у вас нет. Зачерствела она, как сухарь.
– Гурьяныч снова на минуту замолк и продолжил: - Случилось это давно, сразу после войны. Голодуха, неурядица, безденежье. Вернулись мы с фронтов и начали устраивать свою жизнь. Я работал на руднике, отпуск мне дали к первой пороше. Ушел я в тайгу. Ушел один, без напарника. И охотничий пес Уран со мной был: с ним любой зверь не страшен: шел за белкой, соболем, держал медведя, кабана. А когда я мерз у ночного костра, он ложился мне под бок. Вышел я из поселка и взял направление на Сигуеву сопку. И вдруг Уран взял след медведя. След был несвежий: собака вела меня, но далеко не убегала. Пройдет немного и вернется. Так и шли до ночи...