Губы онемели. Сколько ненужных слов… Почему он не может сразу спросить нужное?

— Мне некуда возвращаться, Волчонок. Все двери ведут в Лето, а я пришла из Зимы. Когда-то я была такой же, как ты. Небылец, Двит Лир — у нас их называют ильсами. Ты должен знать. Детям о них рассказывают во всех мирах. Они крадут младенцев, любят танцевать, и время в их доме течет иначе, чем везде. Они обожают леса и чужие мучения.

Волька осторожно прикоснулся к распухшей щеке. Аля расправила горячий платок, вновь намочила его и приложила к синяку. Второй рукой она делала пассы, вытягивая боль.

— Н-не… — промычал он.

— Поможет. Только не сразу. Сразу ничего не бывает. Посмотри на свою руку.

Волька опустил глаза и охнул. Ожог, исцеленный Небыльцом, никуда не делся. Он так и краснел на коже болезненным пятном. Но его же не было! Не было!

— Ильсы не лгут. Они всегда говорят правду. Просто ты слышишь лишь то, что тебе нравится. Еще не поздно, Волчонок. Можешь отвести меня к зеркалу и позвать Лира. Если страшно, можешь отвернуться. А потом Небылец вновь откроет портал. И ты окажешься в мире своей мечты.

Волька сжал кулаки. Горло перехватило от обиды. Да за кого она его принимает?!

— Я не предатель!

— Тихо, тихо, — озорная улыбка скользнула по ее лицу. — Ты не предатель, Волчонок. Ты просто ребенок. — Девичья рука дотронулась до связки амулетов на его шее: — Что это у тебя?

— Это? Н-ну…

Вольке стало стыдно. Амулеты, счастливые монетки, сувенирчики на удачу. Каждый отвечает за что-то свое. А еще — волшебные слова, жесты-обереги. Никакое дело не начиналось без них. А зачастую ими же оно и заканчивалось.

— Так… На всякий случай…

— Ты с ними советуешься? Часто?

Он кивнул.

— Сними. Прошу тебя!

— Но зачем?

— Ну как ты не понимаешь?! Ты в хороводе ильсов. Помнишь легенду?… Если зачарованного удержать, обхватить руками, тогда не уведут. Но я не смогу удержать, пока ты в амулетах. — И Аля едва слышно добавила: — У меня ведь нет никого… кроме тебя…

Никого. Медленно, словно во сне, Волька потянулся к цепочкам. Рука его остановилась на полпути. «Вон ворота, — мысли помчались по привычному кругу. — Если первым выйдет мужчина, сниму. Если женщина, оставлю».

Выбежал ребенок неопределенного пола. За ним нога в ногу маршировали родители — длиннолицая шатенка в джинсовом костюме и лысоватый боровичок в очках.

— Сам выбери. Ну хоть раз в жизни! — в глазах Али блеснули слезы. — Пожалуйста!

Волька скрестил пальцы. Ничего. Последний раз…

Девчонка поднялась и, ссутулившись, пошла прочь. Белая с золотом блузка, загорелые ноги в разрезах тонкой юбки.

— Эй!.. Аля! — распухший язык не слушался. — Аля! Постой!..

Путешественница не обернулась.

Сквозь зелень деревьев сверкали зеркала витрин. В них прятался жестокий ребенок Двит Лир. За ними начиналось Лето.

Ты выбрал. Сам.

Во второй половине дня погода испортилась. Небо затянуло мусорным облачьем. Пронизывающий ветер швырял в лицо мокрую пыль.

«Если пройдет третий троллейбус, она жива».

Не шел никакой. Люди бежали, прячась от надвигающейся бури под дипломатами и белыми «стокмановскими» пакетами. Одуревший от горя и невыплаканных слез Волька плелся, не разбирая дороги.

«Если до Вантового моста не встречу ни одной маршрутки — она жива».

Как назло, из-за поворота вынырнула желтая коробка со знакомыми шашечками. Волька забормотал, вытягивая руку с расставленными «козой» пальцами:

— Не в счет! Не в счет! Я пальцы не скрестил!

На перекрестке остановился переполненный автобус. К дверям прислонилась девушка в бело-золотом. Волька рванулся вперед, но тут девушка обернулась.

Не Аля…

Волька выбрел на набережную. Спустился к воде, оскальзываясь на строительном мусоре. Тревожно закричали чайки, разлетаясь в стороны от непонятного бродяги. Ветер хлестнул по лицу мокрой плетью. На изгаженных ступенях Волька остановился — вода почти заливала кроссовки.

«Если река выйдет из берегов…»

Нестерпимо болела рука. И челюсть.

Волька нащупал на шее кольцо цепочки с тигровым глазом — защитник от злой энергетики. Крохотный замочек скрипнул, защемляя кожу. Волька подержал в ладони теплую металлическую змейку и выплеснул ее в реку.

Хватит защитников. Пора учиться самому сражаться за себя.

— О мудрый и сумрачный! — послышался веселый голос. — К тебе пришла пора прозрения?

По растрескавшейся бетонной плите прыгала одинокая чайка. Может быть, Джонатан Ливингстон. Может, просто безымянная птица.