Шрифт:
Вас ублажал духами и товаром, И каждый день с цветами приходил. Но, видно, время я потратил даром, Поскольку я на Вас не угодил.
Мирская жизнь - давно не мой удел. “Я ухожу”,- так говорил поэт. И я уйду. Уйду от всяких дел. Которых, впрочем, не было и нет.
Миф о поэтах должен быть развенчан. Я в этом всем признаюсь без кокетства. Стихи и дети могут быть от женщин. Ну, а мужчина - это только средство.
Вечерами И.Сталин В.Ленину Л.Толстого читал “А.Каренину”. И так плакал Владимир Ильич, Что беднягу разбил паралич.
Уехали с насиженных мы мест. И пусть теперь там русские злословят, Что, мол, они несут свой тяжкий крест - Мы носим здесь. Тяжелый могендовид.
Ты правдою сердце мое не тревожь. Мы правдою горести множим. Терпеть еще можем мы чистую ложь, Но чистую правду - не можем.
Сказала ты: “Приду к тебе во сне”, Хоть это было все не по весне, Я ночью испытал всю эту муку, И утром понял - сны бывают в руку…
Вы молоды. Решать чего-то надо нам, Чтоб позже наша жизнь не стала адом. Ах, пальцы, Ваши пальцы пахнут ладаном… А я, увы, дышу на этот ладан.
До наших дней со дня Адама С любовью не играем в жмурки. Для ублаженья нашей дамы Мы просто лезем вон из шкурки.
А в городе так много добрых душ! Меня, как прежде, приглашают в гости. Но я теперь не принимаю душ - Мне так и так перемывают кости.
О, тембр голоса! О, ум! Лучистость глаз! О, нежность рук! Так трепетно-тревожно! О, волосы! Забыть их невозможно! Ну, хватит о себе. Пора о Вас!
Года мелькают. Не года, а вехи. Круг стрелки явно близок к завершенью. И нынче все любовные утехи Сменили мы на самоутешенье.
Я Вас люблю. Люблю уже давно. Что сделать? Застрелиться иль повеситься?.. И третьего, увы, мне не дано… Как, впрочем, и в другие числа месяца.
Ушли во вторник, в грусть меня ввергая, И со среды жду вечер четверга я. У каждого из нас своя среда… Ох, как же долго тянется среда!
Я выключил свет. Были Вы неглиже, И руки тянули несмело… И что-то в моей шевельнулось душе. Душа, к сожаленью, не тело.
Скажите мне, в чем расставанья суть? Да в возвращеньи, надо полагать. Как хочется порой упасть на грудь… Прошу мужскую мне не предлагать.
Опять меня оставив в дураках, Ушли домой. Как это неэтично! Приходится держать себя в руках… Увы, недолго. И притом частично.
Сейчас режим не тот, что был когда-то… Он беден, он того режима тень. Как секс был част! Горяч! Одна беда-то, Что это нас имели каждый день.
Опять от злости скрежещу зубами, Но звук не тот - таи уж не таи. Быть может, злость уменьшилась с годами, А может, просто зубы не мои.
Узнал за прожитые годы (Тут не спасет ирония), Что есть законы у природы, Но больше - беззакония.
О, как красиво ты мне пел: “С моей любовною игрою Ты не уснешь всю ночь со мною”. Я не спала. Ты так храпел!
У нации каждой - свой путь и дорога. Дай Боже евреям так дальше и дольше. Но вот парадокс: если где-то нас много, То в месте другом - нас значительно больше.
Еврею неважно, какая из тем, Но спорит он, как на вокзале. Еврей не согласен заранее с тем, Чего бы ему не сказали.
Когда, спасаясь от Фемиды, Чтоб воровство скрыть и растраты, Сжигают храмы Артемиды - Всегда страдают Геростраты.
Что философы все же правы У меня нет ни капли сомненья. И с землей нас сравняют, увы… Значит - все познается в сравненьи.
Когда видна неискренность в очах, Я понимаю то, что в плаче слезном Просящие прощенья в мелочах Всегда виновны в чем-нибудь серьезном.
Как мы умны, находчивы и дерзки, Как отвечаем - остроумно, грозно. И потому себе ужасно мерзки, Что свой ответ всегда находим поздно.
Поэт в Росии больше, чем поэт… Е. Евтушенко.
Известно это много много лет, И гордость наши души наполняет: “Поэт в России больше, чем поэт” В другой стране спиртного потребляет.
Из воспоминаний А той далекою весной Шли ливни, громами гремя. Я жил тогда с одной мечтой… Нет, кажется, я жил с двумя.
Какие мы странные люди: Неясно, какого рожна Мы спорим, доходим до сути, А суть никому не нужна.
Нам пьянство принесло немало бед. Все пили: Демосфены, Пифагоры… Да что там говорить - сам Архимед И тот по пьянке требовал опоры.