Шрифт:
Основоположник французского романтизма, Гюго ввел не только новую тематику, но и разработал основы новой поэтики, коренным образом отличавшейся от поэтики классицизма:
Зубами скрежетал бессильно Буало «Молчи, аристократ!» — ему я крикнул зло. («Ответ на обвинение»)Гюго использовал все образцы французской ритмики. Мы встречаем у него двухсложные строчки («Охота бургграфа»), трехсложные («Турнир короля Иоанна»), шестисложные («Уходи!» — мне строго…»), семисложные («Голос флореаля») и т. д. В виртуозном стихотворении «Джинны» первая строфа двухсложна, затем к каждой последующей строфе прибавляется по слогу. После восьмой, десятисложной строфы начинается последовательное укорочение на один слог, и последняя строфа, так же как и первая, двухсложна. Все это — не ради эксперимента: многообразие и поиски новых возможностей стиха всегда связаны с темой стихотворения, эмоцией поэта, необходимостью создать определенное впечатление и настроение.
Необходимо отметить, что короткие строчки Гюго использовал главным образом в балладах, в книге «Восточные мотивы», в легких, жизнерадостных лирических стихотворениях, в песне-сатире, то есть целиком подчинил технику тематике.
Политические стихи Гюго в сборниках «Возмездие», «Грозный год» и др. написаны главным образом двенадцатисложным, так называемым александрийским стихом, с попарной рифмовкой, излюбленным размером поэтов-классицистов. Однако та реформа, которую в этой области произвел Гюго, относится еще к 30—40-м годам и к периоду, когда он выступал преимущественно как лирик, хотя уже тогда ряд лирических поэм давал возможность предугадать в нем блестящего политического поэта. Однообразная двенадцатисложная строка с обязательной цезурой после шестого слога, отмеченная не только ритмически, но и синтаксически, сменяется у Гюго широким разнообразием в ритмическом рисунке стиха. Хотя цезура ритмическая падает по-прежнему на шестой слог, смысловая и синтаксическая паузы приходятся и на второй, и на четвертый, и на восьмой слоги, вследствие чего стих становится гибким и выразительным. Недаром в своем программном стихотворении «Ответ на обвинение» Гюго пишет, что его стих
Простился навсегда с цезурою-темницей И к небесам взлетел освобожденной птицейКроме того, Гюго широко использует перенос синтаксического отрезка фразы из одной строки в другую, так называемый enjambement, прямо нарушая тем самым один из основных принципов поэтики Буало.
Мы разлучили муз с раздутой, глупой спесью. Нет полустишиям возврата к равновесью! —восклицает он в том же «Ответе на обвинение».
Здесь мы сталкиваемся с дальнейшим повышением выразительности стиха. На смену классической монотонности, создаваемой точным соответствием размера синтаксическому строению фразы, приходит интонационное разнообразие, позволяющее Гюго в рамках александрийского стиха добиться таких ораторских эффектов, такого подлинного политического пафоса, какие были бы недостижимы средствами поэтики Буало.
Введенная романтиками (Гюго в первую очередь) реформа стихосложения явилась для французской поэзии событием громадной важности, во много раз увеличившим ее выразительные средства. Поэты получили возможность широко пользоваться ритмом стиха не как застывшей канонической формой, а как средством воплощения смыслового и эмоционального содержания произведения.
Строфика Гюго не менее богата и разнообразна, чем его метрика. Он применяет сложные схемы рифмовки пяти-, шести- и даже семистрочных строф, объединяя в строфе строки разных размеров и создавая большое ритмическое разнообразие.
В области рифмы Гюго вел неустанную борьбу за своеобразное ее совершенство. Рифма его значительно точнее и богаче, чем у большинства его предшественников и современников. Во французском стихосложении считается достаточной рифмой совпадение опорной гласной и последующих согласных. Но Гюго в большом числе случаев добивается совпадения и опорной согласной. Он часто вводит в рифму собственные имена, не жертвуя при этом смыслом, и тем самым создает впечатление большой глубины и богатства в звучании стиха.
Особое внимание Гюго уделял словарному составу стихов. Взгляды по этому вопросу он с исчерпывающей полнотой изложил в своем «Ответе на обвинение».
Гюго здесь с достаточной ясностью указывает на то, что поэзия классицизма пользовалась в своей практике словарем придворного круга, изгоняя «низкие», «грубые» слова. Этот «очищенный» словарь, конечно, не мог удовлетворить потребностей новой поэзии. Революционная тематика стихов Гюго, широко применяемые им жанры политической сатиры и памфлета требовали обновления и расширения лексического фонда французского языка.
Гюго решительно порвал со словарными традициями классицизма. «Слова-плебеи» приобрели права гражданства в его стихах:
Ланите я сказал: «Послушай-ка, щека!» Плоду златистому: «Будь грушей, но хорошей».Борьба за демократизацию литературы, начатая Гюго в середине 20-х годов, в первую очередь обязывала руководителя романтического движения заняться вопросом расширения словарного состава французского языка, в котором господствовали поэтические нормы классической поэзии XVII столетия и строгая регламентация речи, доходившая до вычурного изящества и чисто формальной риторики.
Смело проводя реформу литературного языка, Гюго обогатил его словарный фонд за счет слов, имевших широкое хождение среди трудовых слоев населения, среди обездоленного люда и деклассированных элементов.
Он развивал французский национальный язык, которым пользовались и в общественном быту и в народе в XVII и XVIII столетиях. Гюго явился законным наследником языка Рабле и Монтеня, Лафонтена и Мольера, Лесажа и Дидро, Руссо и Вольтера.
Будучи поэтом и активным участником общественной жизни, наблюдателем грозных событий, являвшихся показателями непримиримости классовых конфликтов между пролетариатом и буржуазией, Гюго постоянно вводил в свой литературный язык слова, отражавшие социальные процессы Франции XIX века.