Шрифт:
На следующий вечер Арнвид и Улав уговорились спуститься вниз, в монастырь. Арнвид обещал братьям-послушникам немного шерстяной пряжи в дар, а Улав хотел переговорить с братом Вегардом и испросить у него дозволения исповедоваться в один из ближайших дней. На дворе стояла тьма кромешная, и потому каждый взял с собой оружие. Улав прихватил секиру Эттарфюльгью – он носил ее всякий раз, когда к тому могла представиться надобность.
Вступив на монастырский тун, они узнали, что время уже более позднее, нежели они думали. Один из монахов, который вышел поглядеть, какая на дворе погода, сказал им, что все братья-послушники ушли звонить complet. Но Арнвиду во что бы то ни стало надо было перемолвиться словечком с братом Хельге. Монах ответил: тот в монастырской постоялой избе. И они отправились туда. Первыми, кого они увидели в парлатории, были сыны Колбейна и его племянник Халвард, а с ними еще трое мужчин – их латников; сидя на скамье у стены, они ели и пили. Брат Хельге и еще один послушник, стоя перед их столом, болтали и смеялись вместе с ними – гости были уже изрядно навеселе.
Улав остался внизу у дверей [ 66 ], а Арнвид подошел к брату Хельге. В этот миг зазвонил монастырский колокол.
– Посиди здесь, – сказал брат Хельге, – да испей нашего пивца, оно особо удалось на сей раз, а я испрошу дозволения у настоятеля прийти к тебе после службы. Подожди здесь, Арнвид!
– Со мной Улав, – шепнул Арнвид; ему пришлось повторить эти слова погромче, потому что брат Хельге был туговат на ухо. Когда же он наконец понял, он подошел и, поздоровавшись с Улавом, пригласил и его присесть, отведать пива. Теперь уж и сыны Колбейна увидали, кто был с Арнвидом. Улав ответил послушнику, что охотнее пошел бы с ним в церковь и послушал пение, но тут Хафтур, сын Колбейна, окликнул его:
66
Улав остался внизу у дверей… – то есть не поднялся туда, где на возвышении стояли стол и скамьи.
– Лучше иди сюда, Улав, попируй с нами. Мы не видели тебя с тех пор, как ты стал нашим свойственником! Иди к нам и ты, Арнвид, садись и пей!
Когда Арнвид сел на поперечную скамью, Улав также отставил секиру и откинул шлык плаща. В тот самый миг, когда он подходил к столу, собираясь сесть, другой сын Колбейна, Эйнар, всплеснул руками и улыбнулся так, как обычно улыбаются малым детям.
– Нет, подумать только! Как ты вырос, мальчик! Сдается, стоит глянуть на тебя – и сразу видать, что ты женат!
– О, так, как Улав, мы, поди, все были не раз женаты в его годы, – ухмыльнулся Халвард.
Улав побагровел, но лишь презрительно усмехнулся.
Брат Хельге покачал головой, но и он ухмыльнулся. Потом попросил их не нарушать мир. Хафтур ответил: беспокоиться, мол, нечего, и брат Хельге ушел. Улав, глядя ему вслед, пробормотал, что и он лучше пойдет в церковь…
– Да нет же, Улав! – сказал Эйнар. – Это неучтиво с твоей стороны – ты не должен столь рьяно противиться близкому знакомству с родичами своей жены. А теперь давайте-ка пить, – сказал он, взяв чашу, которую послушник поставил на стол, и выпил за здоровье Улава.
– Ты и так немало выпил, – пробормотал Улав. Эйнар был уже под хмельком. Громко же он молвил: – О, с вами я знаком давно. А пить за наше родство… по мне, лучше повременить, покуда я не сговорюсь с твоим отцом о примирении.
– Хорошо уж то, что отец пришел к согласию с епископом, после того, как тот, можно сказать, взял тебя на воспитание, – елейным голоском молвил Эйнар. – До чего же радостно смотреть на столь преуспевающих в науках юнцов! Теперь-то ты понимаешь, что иной раз приличествует ждать? Владыка весьма красноречиво проповедовал долготерпение во время адвента. Это из его проповедей ты набрался премудрости?
– Ясное дело, – отвечал Улав. – Ты ведь знаешь, для меня подобная премудрость внове, потому-то я и боюсь о ней позабыть.
– Так я напомню о том, слышь? – засмеялся Эйнар.
Улав снова сделал вид, будто собирается встать из-за стола, но Арнвид усадил его на скамью.
– Так-то ты держишь слово, что дал добрым братьям? – упрекнул он Эйнара. – Здесь, в усадьбе, нам должно сохранять мир.
– А разве я не в мирном расположении духа? Уж в кругу-то родичей можно малость и пошутить!
– А я и не ведал, что нахожусь в кругу родичей, – с досадой пробормотал Арнвид.
– Что ты сказал?
Арнвид не состоял в родстве с потомками Туре из Хува, прижитыми им с его полюбовницей Боргхильд. Но он совладал с собой, поглядев на латников сынов Колбейна и на прислуживавшего за столом послушника, который, потчуя гостей, с любопытством прислушивался к разговору.
– Здесь немало и таких, кто вовсе нам не родичи… – сказал Эйнар.
Тут Хафтур, сын Колбейна, попросил брата замолчать:
– Все мы, здесь сидящие, знаем Эйнара, и нам ведомо также: стоит ему хлебнуть хмельного, как он начинает дразнить людей и уже сам не свой. Но ты-то, Улав, должен теперь доказать, что ты уже взрослый; ныне, когда ты собираешься уехать отсюда и забавляться игрой в хозяина, негоже тебе дозволять Эйнару дразнить себя. Как в те времена, когда ты был малым ребенком… и плакал со злости.
– Плакал со злости… – Улав досадливо фыркнул. – Этого я никогда не делал! И играть в хозяина я и не думал, а просто собираюсь поехать домой и управлять своим имением…