Между тем как греки, пишет полемист, живых братьев ненавидят, они делают своими братьями святых угодников вопреки их воле. Это происходит так: они дают деньги священнику, и этот во время литургии возносит молитву за побратимство между живым грешником и святым небожителем. Для того, чтобы святой угодник вступил в это родство, желающий побрататься зажигает перед образом святого по крайней мере две свечки, помазывается маслом от иконы его и обнимает икону, на которой изображен святой, избираемый в братья. Продолжая свои нападки на богослужебную практику греков, латинский полемист порицает греков за их обычаи при погребении умерших. «Когда они собираются на похороны, — говорит полемист, — то родственники и знакомые целуют труп, в чем они поступают как язычники, которые говорили умершим: «Иди, куда призвала тебя природа, и мы за тобой последуем». Полемист последнее целование истолковывает в смысле неверия в будущую загробную жизнь). Полемист находит непристойным обыкновение совершать службу в будни, когда мало народу в Деркви, и глумится над этим обыкновением. Вот слова полемиста: греков священники совершают службу без слушателей, и что Всего страннее, — будучи окружены женой и сыном, говорят, приветствуя отсутствующих верующих: «Мир вам». Жены священников у греков, по уверению Гугона, вступают на алтарное возвышение (chorum), берут хлеб с жертвенника (de altari), исполняют диаконское служение и приготовляют все необходимое для литургии. В заключение своих нападок на богослужебную практику греков Гугон упрекает последних в нетерпимости к латинянам. Он указывает, во–первых, на то, что если латинский священник совершил Евхаристию на их престоле, то греческий священник не прежде будет литургисать на нем, как по омовении его; во–вторых, на то, что если латинянин переходит в Греческую церковь, то он или тайно, или публично перед этим должен быть снова крещен.

Весьма обширный и богатый материал для упреков в отношении Греческой церкви и для издевательства над нею дают Гугону факты, действительные или же перетолкованные вкось и вкривь, из жизни духовенства и монашества. Гугон неистощим во всякого рода обвинениях на греческое духовенство и монашество. Епископы греческие, по словам полемиста, принадлежат к последователям Симона Волхва, так как они даром никому не отворят храма, без платы не совершат ни одной службы, не отправят погребения. Духовенство греческое, по мнению полемиста, вполне зависит от мирян, ибо их патриархи, епископы и архимандриты возводятся в свое достоинство мирянами (здесь, без сомнения, разумеется византийское отношение государства к Церкви). По замечанию полемиста, греки только монахов считают обладающими священством по преимуществу, так как у них только монахи дают разрешение грехов. Полемист порицает греческое духовенство за рощение волос. Он пишет: «Вопреки заповеди апостола, изрекшего: если муж растит волосы, то это бесчестие для него (1 Коринф., 11, 14), греки заботятся об отращивании волос, в особенности клирики и монахи; эти последние (клирики и монахи) не подстригают волос в форме круга на темени, но делают пробор на челе, подобно женщине». В том же роде порицание Гугоном греческого духовенства и за ращение бороды. Греческие священники, по мнению его, отращивают бороду, которую они смачивают (по неосторожности) в крови Господней при вкушении ее. Полемист не оставляет без внимания и брачного состояния духовенства; он утверждает, что диаконы у греков женятся для того, чтобы достигнуть высших церковных степеней и не потерять своего сана. Гугон ставит в упрек Греческой церкви ее неразборчивость в поставлении священников; по его словам, во многих местах у греков их священники суть мужи крови, ибо они своими руками наносят раны другим· Гугон рисует, наконец, самую жалкую картину состояния греческого монашества. Монахи у них, жалуется Гугон, ночуют вне монастырей, подобно зверям, и едят каждую минуту на улице; У них во рту и руках постоянно какие-нибудь плоды и что-нибудь съестное. Они заходят в харчевни. Монахи у них не имеют общей кассы, но каждый имеет свою собственную, отдельную.

Гугон находит очень много недостатков в религиозном состоянии народа и старается выставить их на вид, с целью унижения Греческой церкви. О греческом народе он говорит, что греки не воздают своим священникам должной чести и заставляют их стоять во время обедов, на каких этим последним приходится быть. По самым ничтожным поводам греки подвергают священников и клириков, как делали язычники, тяжелым наказаниям и бьют плетьми, в насмешку сшибают и комкают головные уборы своих священников, тогда как написано: «Кто наложит руку на клирика без причины или под вымышленным предлогом, таковому да будет анафема» (похоже на 27 пр. Апост.) Латинский полемист порицает греческий народ за невоздержность в пище: «Греки, — говорит Гугон, — отличаются неумеренностью и едят не дважды в день, а столько, сколько представляется к тому случаев. Они не воздерживаются от крови и удавленины, ибо они едят дроздов и других птиц, задушенных силками, и употребляют в пищу внутренности, т. е. кишки, наполненные свиной кровью (колбасы), и это считается лакомым блюдом». По уверению полемиста, греки, лечащие посредством кровопускания, отдают в этом случае человеческую кровь свиньям. По словам того же Гугона, греки ни во что ставят брачные узы: как скоро один из супругов не нравится другому, они заявляют об этом городскому претору, уничтожают брачные документы и пояс (instrumentis et cingulis praecisis) и без всякого противодействия вступают в новый брак.

Полемист находит у греков недостаток внимания к общественным святилищам. По этому поводу полемист замечает: «В своих домах греки имеют молельни, украшенные образами святых и лампадами, и свечами; образа чествуются курением; и напротив, мало заботятся о том, что церкви, построенные их предками, приходят в упадок и почти в запустение». Женщин он упрекает в пристрастии к фальшивым волосам и притираниям. [64]

Итак, мы видим, что латиняне предъявляли весьма много обвинений против греков в религиозном отношении, но то же Делали и греки со своей стороны против латинян в XII, XIII и XIV вв. Число обвинений на латинян у греков быстро возрастает. Заблуждений латинских во времена от Фотия до Керулария число пунктов этих заблуждений колебалось между 10 и 22–мя. Керуларий вместе с греческим полемистом Никитой Стифатом число обвинений на латинян значительно увеличили. В начале XII века Никита Сеид знал уже 32 пункта отступничества латинян; в XIII в. число заблуждений тех же латинян более чем удвоилась. А в XIV в. греки говорили уже о бесчисленных латинских ересях. [65] — Просмотрим главнейшие обвинения, какие делались церковью Греческой против Латинской. Мы при этом преимущественно будем касаться таких сторон дела, которые представляют что-либо новое в сравнении с греческой полемикой до XII в. Нужно сказать, некоторые из таких обвинений лишены основания, беспочвенны или же странны, так как они мало понятны. Что касается латинского вероучения, то греки не предъявляют никаких новых обвинений в этом случае, за исключением того, что с XIII в. они начинают упоминать об особенностях западного учения относительно состояния умерших до всеобщего воскресения и относительно чистилища. Но зато греки усматривают много погрешностей в церкви Латинской в богослужебном отношении. Так, в XIII в. они прежде всего упрекали латинян за многие уклонения от нормы в совершении таинства Евхаристии.

Они говорили: 1) латиняне приобщаются только в Великую Пятницу и еще на смертном одре, и притом только обыкновенными, а не освященными опресноками, защищая себя в подобной практике тем, что неизвестно, кто достоин евхаристического дара; 2) приобщающийся полоскает водой рот, выплевывает потом ее на пол, попирает ногами и таким образом бесчестит святейшее; 3) еще раньше обвиняли латинян в том, что они в праздник Пасхи полагали ягненка на алтаре (?), теперь же к этому прибавляли, что по заклании ягненок этот съедался, остатки сжигались, а пепел хранился в течение года (очевидно, обычай этот являлся каким-то добавлением к самой торжественной, пасхальной литургии, может быть, в воспоминание о Тайной Вечери евангельской); 4) обличалось причащение под одним видом. Следует еще заметить, что некоторые из греков очень строго стали смотреть на совершение латинянами Евхаристии на опресноках, до такой степени строго, что греческий писатель XII в. Николай, епископ Метонский, сравнивает греческую Евхаристию с жертвой Авеля, а латинскую, совершаемую на опресноках, — с жертвой Каина. [66] Касательно таинства Крещения греками указывались следующие отступления латинян: 1) что они крестят единократным погружением, и таким образом три Лица Божества смешиваются в одно; 2) что кладут в рот крещаемому младенцу соль и смазывают его слюной, а не помазывают его елеем, как предписано Церковью; 3) что они крестят дважды, потому что взрослых, при разрешении их грехов, мажут маслом (?); 4) в позднейшее время ставили в вину латинянам, что они крестят не через погружение, а через окропление, и в особенности — через обливание. Что касается таинства Покаяния, то латиняне обвинялись в том, что у них нет духовных отцов, так как иначе они должны были бы знать, кто достоин Евхаристии (припомним одно из прежде указанных обвинений), а также в том, что когда получал разрешение отлученный, то его бичевали по голому телу. Таинство священства Латинской церкви было также предметом нападок со стороны греков, а именно: последние заявляли, что у латинян не во всякое время совершается это таинство, а только четыре раза в год, — причем вдруг посвящается большое число диаконов и епископов. Еще утверждали, что папа по избрании его собором рукополагался в свой сан через наложение рук умершего его предшественника. Брак в Латинской церкви дает также грекам немало простора для различного рода обвинений на западных христиан. В этом отношении указывалось прежде всего на допущение браков в недозволенных степенях родства, затем на то, что у них вполне позволителен второй и третий брак. Посты Западной церкви давали повод ко многим укорам против нее; но новых упреков немного. Отметим в особенности то, что греки в саркастических чертах описывали так называемый у латинян день пепла, которым открывался у них пост Четыредесятницы. Восточные полемисты утверждали, что латиняне по весне начинали собирать кости всяких нечистых животных, потом сжигали их, пепел смешивали с водой, которой окроплялись в целях освящения. Этой смесью, говорили греки, латинские духовные лица помазали верующих в начале поста: помазали голову, лоб и лицо, в том предположении, что это придает силы для соблюдения поста. Другие порицания латинян греками касаются образа жизни и поведения духовенства. Греки Указывали на следующий странный обычай, который будто бы существовал в Латинской церкви: высшие из епископов, когда идут в храм совершать литургию, имеют при себе нагих мальчиков, их они окропляют, утверждая, что этот обряд придает им неуязвимость и непобедимость на войне по достижении ими зрелого возраста. Затем греки осуждали частое перемещение епископов, симонию, безнравственность духовенства, непочтительное обращение с Евхаристией, которую духовенство носило с собой в дорожных сумках, разнообразие монашеских орденов. Обыденная жизнь латинских христиан также не оставалась без полемических замечаний со стороны греков. Их изобличали в том, что они едят кровь и удавленину, становясь «душепожирателями», вообще едят нечистую пищу, что они часто клянутся, что клятвопреступление у них в обычае, что они не читают Св. Писания и церковных постановлений, что они едят с собаками, дают им облизывать тарелки, а потом опять едят из них, что они моются уриной и пьют ее. Вообще греки считали латинян в религиозном отношении не выше еретической церкви Армянской. [67] Некоторые из греков считали латинян до такой степени закоренелыми в заблуждениях, что находили бесполезным вести с ними какие бы то ни было рассуждения и прения о предметах религиозных; их почитали слишком далеко уклонившимися от образа воззрений и мнений православных людей.

Известный византийский историк Никифор Григора рассказывает о себе, что когда (в 1333 г.) в Византию пришли двое латинских епископов для рассуждений о вере, то он произнес речь, в которой всеми способами доказывал, что отнюдь не следует вступать в рассуждения с прибывшими латинянами. Доказывая свою мысль, он раскрывал, что латиняне любят спорить и никогда не исправляются; он утверждал, как дело решенное, что «латиняне никогда не согласятся с нашими мнениями, хотя бы в нашу пользу заговорили все камни и все деревья»; раскрывал, что в основу рассуждений и прений латиняне полагают силлогизм, который, однако же, неприменим при разъяснении предметов божественных; что греки, держась веры, преданной Спасителем и утвержденной соборами и Св. отцами, поэтому не имеют нужды вступать в совершенно бесполезные разглагольствования; что, наконец, латиняне вступают в прения не затем, чтобы принять правую сторону, а затем, чтобы после дискутирования, хотя и без всякого основания, хвастаться своей мнимой победой. [68]

Говоря доселе о том, при каких условиях развивалась и в каких формах выражалась религиозная вражда двух Церквей — Латинской и Греческой в XII, XIII и XIV вв., мы не должны, однако, думать, что в это время действительно были порваны все связи Запада с Востоком в религиозном отношении. Такое представление должно иметь некоторые ограничения. Мы хотим указать факты из времени, изучаемого нами, которые свидетельствуют, что, случалось, самые видные представители той и другой Церкви забывали о своей взаимной религиозной неприязни, относясь одни к другим как члены единой, нераздельной Церкви. К таким фактам мы причисляем частые браки латинян с греками и наоборот, причем религиозные разногласия не препятствуют заключению брачных уз. Так, в XII в. первая и вторая жена императора Мануила Комнина были латинянки. Племянница этого императора Мария Комнина была в замужестве за Фридрихом Барбароссой, а потом за венгерским принцем Стефаном. Сын того же Мануила Алексей II Комнин был повенчан с французской принцессой Агнессой. [69] Многочисленные примеры подобных браков можно находить и позднее. К такому же ограничению представления о всецелом разрыве между Греческой и Латинской церковью ведет и то обстоятельство, что в это время еще встречаются случаи богослужебного общения греков с латинянами. Это видно при посещении Константинополя в середине XII в. французским королем Людовиком VII, Конрадом III и другими западными князьями. В царствование императора Иоанна Комнина аббат Петр Клюнийский обращается к императору и патриарху византийским с просьбой о восстановлении находившегося в Константинополе монастыря, принадлежащего Клюнийской конгрегации, а это предполагает более или менее дружелюбное расположение между Церквами. Далее следует упомянуть, что император Мануил в письме к Конраду III называет латинян и греков: , т. е. единоверными. Жившим в Константинополе по делам торговли венецианцам, пизанцам, генуэзцам во времена этого императора отведено было почетное место при богослужении в знаменитом Софийском храме. При дворе императора Мануила жили многие латиняне, и никакого отречения от заблуждений не требовалось от них. Два итальянца — Гугон Этериан и его брат Лев — пользовались у Мануила большим значением. [70] Такова была практика, но и в теории некоторые греческие писатели и богословы тех времен смотрели снисходительно на Церковь Латинскую с ее теологическими и обрядовыми особенностями, и наоборот — некоторые латинские писатели такими же глазами смотрели на церковь Греческую. Те и другие из этих писателей отстраняли от себя мысль, что разделение Церквей есть Дело решительное и бесповоротное. С латинской стороны в этом отношении заслуживает внимания воззрение Петра Клюнийского и Бернара Клервосского. Первый в XII в. писал византийскому патриарху Иоанну Халкедонию: «Хотя мы и разделены с вами пространственно и различием языков, однако же мы соединены неразрывно единством веры и любви. Я желаю заключить с тобой неразрывный союз дружбы, если ты не станешь стыдиться этого». [71] Западный святой Бернар Клервосский в том же XII в. писал папе Евгению III: «Строптивые греки, мы и с ними, и не с ними, соединены в вере, разделены в любви, хотя тоже и в вере они кое в чем заблуждаются». — Тон вообще мягкий. [72] Приведем в том же роде свидетельства греков. Греческий философ Феориан, которому император Мануил поручал столь многие миссии по делам религиозным и который, случалось, вступал в споры с латинянами, увещевал монахов смотреть на латинян как на братьев и притом православных; большую часть пунктов разногласия он считал касающимися вопросов только дисциплинарных и не имеющими отношения к вероучению. [73] Епископ Иоанн Китрский в Македонии (конца XII в.) на вопрос: можно ли присутствовать при латинском богослужении, отвечал, что раздоры между Церквами касаются только двух пунктов — filioque и опресноков, что чтение Св. Писания, молитвы, песнопения, храмы, почитание честного Креста и Св. икон — все это у латинян не отличается от того, что есть у нас. Латинское богослужение (имеется в виду погребальное) не языческое , но сообразное со Свящ. Писанием. [74] Не без христианских симпатий относится к латинянам также и Димитрий Хоматин, архиепископ Болгарский (XIII в.) Ему предложен был вопрос, считать ли святой или не святой Евхаристию, совершаемую латинянами на опресноках, а также — нужно ли считать священными церковные сосуды и одежды латинян. Отвечая на вопрос, Димитрий не одобряет латинского обычая совершать Евхаристию на опресноках, но находит, что многие из греков выказывают преувеличенную ревность в борьбе с этим обычаем. При этом указывает, что некоторые из греков более снисходительно смотрят на латинский обычай совершать Евхаристию, и только по вопросу об исхождении Св. Духа не делают уступок и не соглашаются с латинянами. Димитрий далее делает такой вывод: ни Евхаристию латинян, ни церковные их сосуды и принадлежности нельзя считать нечистыми. Затем тому же Димитрию приходилось отвечать и на другой вопрос: можно ли православному епископу входить в латинские храмы и молиться здесь, и позволительно ли преподавать Евхаристию латинянам, если они приходят в греческие храмы? Ответ Димитрия был таков: если кого приглашают прийти в латинскую церковь, то он без всякого сомнения должен идти туда, ибо латиняне поставляют иконы в своих храмах и почитают их; а также нет препятствий преподавать Евхаристию латинянам, если они приходят в православную церковь. Италия, замечает Димитрий, полна храмами, значительнейший из которых есть храм ап. Петра в Риме. В эту церковь входят как наши духовные лица, так и наши миряне, молятся здесь, причем они не терпят никакого вреда от того, что они находятся в латинских церквах. [75] В духе терпимости говорит о латинянах и Симеон, архиепископ Фессалоникийский, а заметим: он жил в XV в., когда рознь между Греческой и Латинской церковью зашла очень далеко. [76] С какой снисходительностью представители Греческой церкви относились еще в изучаемое время к церкви Латинской, и с какой благосклонностью относились представители церкви Латинской к церкви Восточной, об этом хорошо можно судить по тем толерантным воззрениям, какие высказывались в литературе, как греческой, так и латинской, по одному из самых спорных вопросов между двумя Церквами — говорим об опресноках. Между писателями греческими данной эпохи мы встречаем не только таких, которые не думали строго судить латинян за употребление у них опресноков, но даже и таких, которые не прочь были признать, что вероятнее всего и Христос совершил Евхаристию на опресноках, но не видели необходимости держаться опресноков в дальнейшее время жизни Церкви. К таким писателям относится прежде всего Феофилакт Болгарский (умерший в начале XII в.). Вот как писал по этому вопросу Феофилакт: «Употребление опресноков (у латинян) вызывает во многих великое соперничество, и как говорят — жарче огня, так что некоторые готовы скорее испустить дух, чем отстать от своего протеста». Он находит, что такая чрезмерная ревность не может заслуживать похвалы, и считает своим долгом разъяснить, как на самом деле маловажно то, что ревнующие считают особенно важным. Он высказывает опасение, чтобы споры из-за опресноков не разожгли бы более и более вражды к латинянам. Мало того, он признавал, что так как вечеря Христова происходила в одно время с ветхозаветной Пасхой, то Христос употреблял на вечери опресноки. «Я полагаю, — говорит он, — что сначала Господь вкусил законной пасхи, а потом предал своим ученикам и таинство своей Пасхи, совершив его, очевидно, от того хлеба, который тогда находился, а тогда находился бесквасный». [77] Другой видный представитель Греческой церкви XII в. Никита, архиепископ Никомедийский, диспутируя с одним западным епископом об опресноках, высказывает следующий гуманный взгляд на вопрос: предлагая как лучшее средство к решению вопроса собрание Вселенского Собора (из восточных и западных епископов), Никита хочет, чтобы этот собор постановил или то, чтобы все приняли обряд употребления квасного хлеба, или то, чтобы все стали употреблять опресноки, или же, если не последует на это общего согласия, то по крайней мере согласились бы, чтобы ни греки не осуждали безрассудно латинян, — слова Никиты, — из-за опресноков, ни латиняне не осуждали греков из-за квасного хлеба. Он вообще призывает и греков, и латинян к миру и взаимной любви. Никита, например, говорил: «Необходимо, чтобы все стеклись к богатству любви, ибо как любовь при святом приношении (Евхаристии), так и святое приношение при истинной любви по крывают множество грехов, и как спасительная жертва не доставляет спасения без любви, так и совершенная любовь не соблазняется при различном приношении той же жертвы». [78] Подобный взгляд, умеренный и кроткий, на разность употребления хлеба для Евхаристии иногда встречался в те же времена и у богословов западных.

Знаменитый Ансельм Кентерберийский (в XII в.) писал касательно хлеба квасного так: «Относительно жертвоприношения, в чем греки так не соглашаются с нами, по многим основаниям можно видеть, что они совершают его не противно христианской вере, так как одинаково приносит жертву и благословляющий квасный, и благословляющий пресный хлеб. Когда повествуется о Господе, как Он сделал из хлеба Свое Тело, приняв хлеб и благословив его, то не поясняется — пресный ли то был хлеб или квасный». Ансельм желает одного со стороны греков, чтобы они не порицали совершающих Евхаристию на опресноках. [79]