– Чего остановился, дурак? – недовольно поинтересовался пассажир, лениво развалившийся на мягком сиденье, обитом темно-голубым бархатом.

– Так ведь это… вроде сюда нас не звали. Как бы не спустили собак.

– Поезжай, тебе говорят, а о собаках не беспокойся – по моим сведениям, их здесь давно нет.

Возница тронул коней, и колесница медленно въехала в ворота.

Тихо было кругом, тихо и благостно, солнце медленно клонилось к жнивью, в прозрачно-голубом небе плыли белые кудрявые облака, легкий ветерок чуть шевелил ветви отягощенных плодами яблонь. Пастораль…

– Копай, копай глубже! – пронзил тишину злобный визг. Резко запахло навозом.

– Интересно, – слезая с повозки, сквозь зубы пробормотал пассажир. – Пошли, что ли, взглянем.

Они обошли старую покосившуюся конюшню и осторожно выглянули из-за кустов. У большой навозной кучи деловито возились двое – мужчина и женщина. Оба растрепанные, полуголые, испачканные по горло липкой навозной жижей. Зеленые блестящие мухи, жужжа, кусали обоих, но те не обращали внимания.

– Копай, копай, – снова произнесла женщина, но мужчина – румяный толстяк со смешными кудряшками – вдруг отбросил лопату.

– Хватит, – злобно закричал он. – Здесь ничего нет! Никакого кувшина. Вижу, зря ты доверилась этому прощелыге Сильвестру!

– Он казался мне верным, – задумчиво отмахнулась женщина. – Ну не Калллимаху же было доверять?

– А какая теперь разница, дура?! – возмутился мужчина. – Плакали теперь наши денежки, и все из-за тебя! Ну, сам виноват, доверился глупой бабе!

– Это я-то глупая баба? – Взвизгнув, женщина бросилась на толстяка, намереваясь впиться ногтями ему в лицо.

Однако не на такого нарвалась – толстячок сбил женщину с ног ловким приемом, но и сам не удержался, упал в коричневую навозную лужу. Вот там они и барахтались оба, орали, хватая друг друга за волосы, и поминали какое-то пропавшее золото.

– Кто эти гнусные оборванцы, господин? – испуганно-удивленно оглянулся возчик.

Пассажир тихонько захохотал.

– Видишь ли, это вовсе не оборванцы, любезнейший, – шепотом пояснил он. – Тот, толстенький, – опальный сенатор Децим Памфилий Руф, давно уже объявленный в розыск за аферы с ремонтными подрядами, а его милая подруга – красавица Клавдия, бывшая жена нашего неподкупного квестора Клавдия Роста, нашедшего, кстати сказать, новую, молодую жену. А старая, я смотрю, тоже не теряется. Однако… – Пассажир вдруг посмотрел на солнце. – Однако вижу, что я и сюда опоздал.

– Опоздал? – не понял возница.

– Что ты так смотришь? Да, опоздал и подозреваю из-за кого. Впрочем, я вовсе не собираюсь копаться в навозе. Поехали.

– А эти?

– А что тебе до них? Пусть и дальше дерутся. Мне так они точно уже больше не интересны.

Осторожно удалившись, они вновь уселись в коляску.

– Куда ехать? – возчик скосил глаза. – Обратно в Элею?

– В Элею? Давай в Элею, надеюсь, там еще швартуются морские суда.

Усевшись поудобнее, пассажир вальяжно потеребил бородку… вернее, попытался потеребить привычным жестом, а бородка-то давно уже была сбрита – к чему лишние приметы?

Возница послушно кивнул, и, выбравшись за ворота, повозка ходко покатила по узкой дорожке. Красное солнце медленно опускалось в море.

Пост был хорошо укреплен: высокие, сложенные из крупных камней башни, рвы, ворота с севера и с юга. Вряд ли кто-нибудь осмелился бы штурмовать эту небольшую крепость, которая составляла лишь часть величественного целого – системы укреплений, выстроенных лет сто назад велением императора Адриана. С тех пор эти две стены высотой в два (а местами и в три) человеческих роста, протянувшиеся от моря до моря почти на восемьдесят римских миль, называли валом Адриана. Промежутки между стенами заполнял булыжник, кроме того, в особо уязвимых местах были выстроены форты, а через каждую милю – небольшие крепостицы. Со стен одной из них сейчас внимательно осматривал окрестности молодой человек лет двадцати в одежде римского легионера – ее составляли туника длиной до колен, пластинчатый доспех, шлем, короткий меч справа у пояса, крепкие воинские башмаки-калиги. Клонившееся к закату солнце светило прямо в глаза, и легионер щурился, пытаясь рассмотреть небольшую сторожевую башенку, располагавшуюся шагов через триста по валу. Шевелится там часовой или нет? Может, уснул, собака? А ведь сам центурион, Тит Генуций Фус, старый, покрытый шрамами вояка, собирался сегодня проверить, как несет службу подчиненная ему центурия. И не дай боги вдруг заметит спящего часового, отвечать за которого будет командир контуберия, Ант Юний Рысь – этот самый молодой человек, что сейчас махал руками, безуспешно силясь вызвать часового на ответные жесты.

– Напрасно машешь, Юний, – усмехнувшись, повернулся к нему Фабий, чернявый италик, служивший в легионе чуть более двух лет. – Приска нам все равно не увидеть – солнце мешает. Может, подождем, когда сядет?

– Тогда уж он там точно заснет, – оторвавшись от южной стены, обернулся к беседующим другой легионер, Сервилий – хитрый толстячок из Медиолана, настоящий выжига, такому бы не в легионе служить, а заниматься какими-нибудь земельными спекуляциями.

В контуберии Рыси он отвечал за состояние палатки, пулы, топора, заступа и прочего вверенного имущества. Собственно, контуберием именовалась большая, рассчитанная на восемь человек палатка, а уж по ее наименованию прозвали и низшую воинскую единицу. Десяток контубериев составлял центурию Генуция Фуса, которая, в свою очередь, являлась частью шестого легиона, созданного еще Августом и носившего гордое наименование Victrix – «Победоносный». Еще легион прозывали «Британика» – за смелость и мужество, проявленные в северном походе в недавние времена императора Септимия Севера. Ныне когорты шестого легиона – пожалуй, наиболее многочисленного из всех – были расквартированы в лагерях Нижней Британии.