– Надо же! – удивился Рысь. – Тебе ли об этом думать?

– Ты никогда не поймешь этого, раб, – высокомерно отозвался стражник. – Хотя твое положение куда как лучше какого-нибудь деревенского серва.

– Чем же это оно лучше? – юноша заинтересовался: как-никак, он и сам не так давно был сельскохозяйственным рабом-сервом в поместье всадника Галлия Флора. Всадник – как хорошо знал с тех пор Рысь – это такой римский титул, обозначающий принадлежность к высшей знати. Ну, не к такой высшей, как, скажем, сенаторы, но все же… Всадник – это вам не какой-нибудь там вольноотпущенник типа выжиги-ланисты.

– Чем лучше, спрашиваешь? – Родич хозяина, как видно, обожал поговорить, и все равно с кем, лишь бы слушали. – А тем, что гладиатор – пусть это занятие и презираемое, как и любой другой труд, – все же не простой раб. Каждый новичок-«деревяшка», если соизволят боги, с течением времени может превратиться в кумира толпы! Ты только представь себе – почести, богатство и слава! Да, да, известные гладиаторы – весьма состоятельные люди. Каждое твое появление на арене будет сопровождаться восторженным ревом и девичьим визгом, каждая красотка будет мечтать отдаться тебе, мальчишки будут бегать за тобой по пятам, богатые матроны – платить за одну только ночь с тобой огромные деньги. За каждый выигранный бой ты получишь пальмовую ветвь и изрядное количество сестерциев, а в случае проигрыша от гибели тебя спасут поклонники – организаторам боев нет никакого смысла расстраивать их твоей смертью. Слава, богатство, женщины – все это стоит риска. Недаром даже свободные римляне иногда отказываются от прав гражданина и добровольно идут в гладиаторские школы, как сделал когда-то Плавт и до сих пор о том не пожалел. Кем бы он был в Риме? Несчастный выскочка-плебей, бедный, одинокий изгой. Снимал бы какую-нибудь гнусную комнатуху на последнем этаже доходного дома, под самой крышей, деля ложе со старой куртизанкой, – и то если повезет. Толкался бы на бесплатных раздачах хлеба да в толпе такой же мрази громко требовал зрелищ.

– Он мог изучить какое-нибудь ремесло и тем заработать на приличную жизнь, – осторожно заметил Рысь, чем вызвал жуткий хохот собеседника.

– Ремесло?! Да ты хоть понимаешь, что говоришь, парень? Физический труд позорен для римского гражданина! Исключение – лишь труд на земле. Запомни: ни один гражданин Рима никогда не работал, не работает и никогда не будет работать, лучше умрет с голоду! Труд – презираемое дело, удел рабов, вольноотпущенников и колонов. А ты говоришь… К тому же гладиаторы получают такие навыки боя, которые потом весьма пригодятся им, ну, если повезет, конечно. Многие удачно устраиваются охранниками к какому-нибудь богатею-нобилю.

Рысь, недоверчиво хлопнув глазами, заметил, что воинские навыки, наверное, лучше сформированы у бывших воинов-легионеров, ведь гладиаторы дерутся хоть и всерьез, но на потеху толпы.

– Не говори мне про легионеров, – презрительно отмахнулся Аманд. – Они могут сражаться только в строю – когортами, центуриями. Строй – сила легиона и слабость. Каждый отдельно взятый воин хоть и обучен индивидуальному бою, но все же не так, как гладиатор. Да и не следует забывать – гладиатор – пария, презренный раб, а потому – и телохранитель, и – тсс! – наемный убийца из него куда лучше, чем из законопослушного легионера. Потому-то и ценятся гладиаторы понимающими людьми, а уж ты мне поверь, таких немало. Ого… – Стражник вдруг поднялся на ноги. – Кажется, светает. Пойду, скоро смена… Виси. И рад бы тебе помочь, да не могу. Впрочем, ты, кажется, сильный, не сдохнешь от солнца.

Цинично улыбнувшись, Аманд махнул на прощанье рукой и, пошатываясь, направился к воротам. Рысь поднял глаза – и в самом деле светало…

Он проторчал у позорного столба целый день, обливаясь потом, чувствуя укусы облепивших почти все тело мух. Солнце палило нещадно, словно поставило себе цель убить Рысь, который к вечеру поник головой и уже не ощущал ни жары, ни боли. И мыслей в голове не было – никаких. Одна пустота. Юноша даже не почувствовал, как его отвязали, потащили в каморку, и пришел в себя лишь на узком ложе… снова от топота калиг стражи и дрожащего света факелов. Кто-то о чем-то спрашивал его, кажется, сам ланиста. Рысь лишь очумело мотал головой, ни во что не вникая. Пинком его подняли на ноги, один из рудиариев заглянул под ложе… и с торжествующей улыбкой вытащил оттуда обломок меча!

– Вы были правы, ребята! – Ланиста обернулся к кимвру и галлу. – А ты, – сжимая обломок в ладони, он перевел на Рысь враз помрачневший взгляд: – ты проведешь ночь в карцере, а утром будешь подвергнут жестокой казни. Взять его!

Как умереть? За что – теперь, похоже, дело десятое. Понятно, что оболгали, да кому нужно разбираться? Ясно, что никому. А казнить строптивого новичка в назиданье другим – почему бы и нет? Это ведь не известный гладиатор, приносящий ланисте солидный доход. Что ж – все когда-нибудь умирают… Рысь не боялся смерти, опасался другого – умереть рабом, низшим, лишенным всяких прав существом. Это было нехорошо – так умирать. Значит, нужно срочно что-то придумать. Что? Побег? Вряд ли… Из школы-то не убежишь, как когда-то с виллы, а тем более отсюда, из карцера – узкого каменного мешка, сейчас, ночью, погруженного в полную тьму. Хотя нет. Рысь присмотрелся: сквозь маленькое оконце под самой крышей виднелись звезды. Юноша приподнялся – нет, не пролезть, слишком уж узко, к тому же забрано частой решеткой. Да и руки скованы за спиной прочной железной цепью, и не лень же было будить кузнеца. О, боги – Семаргл, Световит, Велес! Помогите предстать перед вами не жалким рабом, а воином! Больше ничего и не нужно, пусть смерть, но смерть достойная, а не жалкая. Рысь знал, что строптивых рабов римляне обычно распинают на кресте, и те медленно умирают там в муках. Не очень-то хотелось такой гибели. Значит, нужно сделать так, чтоб умереть сразу. Как только утром придут за ним, броситься на самого главного – хорошо бы пришел ланиста! – сдавить цепью шею… Если повезет, можно и его прихватить с собой на поля смерти. Если повезет… И если помогут боги. Но боги – Семаргл, Световит, Велес-Ящер и прочие – нуждаются в жертве и ничего не делают просто так. Белый петух, голова кабана или свежее сердце оленя… Сжечь на жертвеннике, перед священным дубом, как делали жрецы, тогда, понятно, боги помогут, а так… Пустая затея – их о чем-то просить, ничем предварительно не умилостивив. Ну нет сейчас у Рыси ни белого петуха, ни кабаньей головы, ни сердца оленя. Зато есть собственная кровь! А боги очень любят человечинку.

Рыси вдруг вспомнились капище в священной роще, на высоком холме у Нево – озера-моря, жрецы в белых одеждах, дым жертвенных костров, и Ледука – красивая молодая дева с распущенными по плечам волосами и в венке из ромашек. Дочь старейшины Удама. Плохие времена тогда были – надо бы сеять, а шли дожди, потом наступило лето, но тепло не приходило, дули холодные ветра, дичь в лесах подалась к югу. Все запасы – а их немного уже оставалось – быстро закончились, наступил голод, жуткий и беспросветный. Умирали старики и дети, делались слабыми охотники. Рысь и сам ходил шатаясь, бледный, исхудавший до костей и кожи. Уж чем только не пытались жрецы вернуть милость богов! Любая добытая охотниками дичь, любая рыба шла в жертву – и ничего, видно, богам было мало. Тогда главный жрец Кердай, белобородый и страшный, посмотрев в небо, сказал, что боги хотят особую жертву. Главную… И все знали какую. Выбрали самую красивую деву, к тому ж не простую – дочь старейшины красавицу Ледуку, по которой сохло немало парней. Тем приятнее будет богам, чем ценнее жертва. Гордая оттого, что своей смертью сможет спасти род, Ледука вступила на плоский серый камень-жертвенник, сбросив одежды, повернулась, нагая, красивая, ясноглазая, подняла вверх тонкие руки, улыбнулась радостно… И в этот момент подручный Кердая ударил ее ножом в горло. Девушка захрипела, хлынула кровь. Старухи-жрицы, черные, словно стая ворон, подхватили обмякшее тело, положили на жертвенник, жрец наклонился и ловко вырезал из груди сердце… еще живое, бьющееся… Боги были довольны и вернули милость: уже на следующий день рассеялись облака и в голубом небе ярко засверкало солнце. В леса вернулась дичь, а в озеро – рыба. А Ледука – все о том знали – стала одной из покровительниц рода. То, что боги в особых случаях ждут человеческой жертвы – знали все, и не только в роде Доброя, но и в иных – у свионов, лопи, эстиев…