Внутри лежали спрятанный клинок, меч ассасина, пять связок метательных ножей размером с указательный палец и мантия – сложенная одежда ассасина, которая мирно покоилась на дне сундука.

– «Он был ассасин? Старец горы меня навёл на брата?»

– Эх, жаль бедолагу, - послышался за спиной ухмыляющийся голос. Абилай сразу понял кто это – это был Хамид, давний его враг.

– Ты пришёл по мою душу, Хамид? – равнодушно, без капли иронии, задал вопрос Абилай.

– Да, и, кстати, не по своей воле, а по воле Старейшего, - всё так же ухмыляясь, ответил тот.

– Так что тебя сдерживает, давай, воткни мне клинок в спину и…

– Я не хочу тебя убивать, Абилай ибн Ахад, просто уходи и никогда не возвращайся.

Ассасин опешил, его враг, вдруг стал так честен. По молодости, он мог воткнуть в спину нож без капли сомнения, но сейчас, он отпускает, ослушавшись Старца? Что с ним?

– С чего такая доброта ко мне, Хамид? – сдерживая своё удивление глубоко в душе, всё тем же равнодушным голосом сказал Абилай, - ведь ты раньше был готов растерзать меня на куски из-за каждой мелочи?

– Потому что ты мой брат, и я не могу с тобой такого сделать, а ненавидел я тебя из-за необычайной любви матери к тебе. Ты всегда был преградой передо мной и ею. А потом… - он осёкся, ассасин не должен знать боли, но клянусь Аллахом, по его щеке скатилась слеза, - потом она умерла, и я начал винить в этом тебя! Но это так получилось, не знаю почему, но…

По его второй щеке скатилась ещё одна прозрачная бисеринка и в тот же миг Хамид вытер её тыльной стороной кожаного наруча.

– Я не могу, брат, не могу я покинуть своё братство…

– Уходи! – закричал старший брат Абилая.

Невдалеке от дома раздались звуки братских сапог, и не одних. Хоть они и ступали бесшумно, но соратники могли их почуять за версту.

– Они за тобой, - прошептал Хамид, - вот, возьми, выпей, настойка временной смерти.

Старший брат протянул Абилаю пузырёк с темноватой жижей внутри. Эта настойка останавливала дыхание и биение сердца на десять минут.

– А как они поймут…

– Извини, брат.

В плечо воткнулся спрятанный клинок, не очень глубоко, но для вида оно казалось вполне естественным убийством. Руку обожгла страшная боль, но Абилай этого не показал. Открыв пузырёк, он выпил до дна и в мгновение ока он рухнул как стенка на пол, его глаза закрылись. В этот же миг, в дом ворвались остальные ассасины с саблями наготове.

– Всё в порядке, Хамид? – раздался голос одного из ассасинов, что первым ворвался в дом.

– Да, вполне, – коротко промолвил старший брат и посмотрел на Абилая, - он мёртв.

– Хорошо, мы донесём об этом Старейшему, можно идти?

– Уходите, оставьте меня наедине.

Пятёрка ассасинов вывалила за дверь и стала быстро удаляться от дома. Хамид же, отвёл задумчивый взгляд от двери и снова повернулся к младшему брату, тот мирно лежал и не подавал никаких признаков жизни, как и должно было быть после настойки. Потихоньку, ассасин начал раздевать Абилая, ведь в доказательство нужны были вещи с признаками убиения и они были. Взял меч, снял спрятанный клинок, наручи, перчатки. На левой руке обнажился отрубленный на половину по законам безымянный палец. Снял сапоги.

Вскоре, обнажённый молодой ассасин лежал на кушетке, в левом плече зияла страшная рана от клинка. Хамид, что тщательно все вещи сложил в небольшой мешок, подошёл к брату и стал бить его по щекам в пол силы конечно.

Карие глаза приоткрылись. Часто, после настойки временной смерти, люди теряли память о прошлом навсегда, и Абилай стал как раз тем, кто и потерял память. Он недоумённо взглянул на мужчину что бил его по щекам.

Хамид в тот же миг понял, что Абилай больше ничего не помнит и решил дать ему шанс на жизнь свободную, без угнетений кредо ассасина.

– Умар! Умар ибн Ла-Ахад, очнись!

– Умар? – неожиданно хладнокровным голосом спросил Абилай.

– Да, Умар.

– Но почему я не помню как меня звали?

– Потому что ты упал с крыши и сильно ударился головой – это, амнезия, - Хамид старался как можно уверенней ему говорить, чтобы тот поверил в это.

– Да? Но почему я голый?

– А, точно, сейчас Аби… - в этот момент старший брат понял, что больше не сможет назвать своего братишку по его имени, он захотел его уберечь, - друг, сейчас.

13:40

Аламут

Двое всадников в белых одеяниях подъехали к воротам на въезд в город. Завели лошадей в конюшню и не спеша побрели к входу.

– А сколько я лет служу ассасинам? – прервал недолгое молчание Абилай, вернее Умар ибн Ла-Ахад.

– Больше семи лет, брат.

Младший брат коротко поднял голову, приняв информацию. Над городом раздавалась речь глашатая, который надрывал свой голос для народа. Хамид вслушался в эти слова. В глазах появились разочарование и одновременно надежда. Заметив это, Умар прислушался.