— Храмы… Распятому?

— Это его дело, княже. Тут сам подумай — Проклятый Истинными сейчас в силе в Старых землях. И против него не пойти никому. У нас же воинов пока мало. Да и далеко до родных краёв. Тут тоже дел непочатый край. Эвон, людоедов ещё не всех повывели… Откуда только у них силы берутся… Сам видел.

— Видел. Так что присоветуешь?

— Думаю, можем мы с храмовниками договориться. Мы им серебро, которого у нас избыток. Они нам — всю подноготную из государств Европы ихней донесут.

— А не обманут?

— Смысл? Воевать мы не собираемся. Пока, во всяком случае… А палок в колёса монархам их мы можем и деньгами насовать. Как я понимаю, тамплиеры ребята хваткие. Словом, так мыслю — отпустить при условии, что трепаться о нас не станут. Иначе — не будет у нас взаимовыгодной торговли…

Ратибор прищурился:

— И что же ты у них покупать решил, а, Крок?

Тот усмехнулся:

— А людей, княже.

— С ума сошёл?!

– Нет. Слушал внимательно. А ты вот упустил… Орден их имеет командорства по всему известному им миру. В том числе и на Святых землях Проклятого. Как нам ведомо — там работорговля процветает… И среди рабов людей нашей крови славянской очень много, поскольку сейчас Русь подвергается набегам из Степи Дикой… Вот пусть выкупают, да нам отдают…

— Они же Распятому отданы! Соображаешь, что делаешь?!

— Читал я, что Брендан, предок Малха-махинника вообще монахом был… И что? Вернутся они к вере исконной славянской! Или сомневаешься, княже?

Ратибор почесал подбородок, потом хлопнул в ладоши:

— Быть посему. Значит, договорились. Завтра же скажем сему рыцарю, что готовы мы дела с его Орденом иметь. Мы им — серебро, сколь требуется…

— Осторожней, княже. Аппетиты в Европе немеряные…

— Да, верно…

Спохватился князь, продолжил, уже взвешенней:

— Мы им серебра три тысячи пудов каждый год. Они нам — всё о Европе старой рассказывают, да людей наших привечают, коли потребность имеется. Далее — каждый год пусть присылают нам тех, кто языки знает. Будем учить наших разговаривать на языках их. Третье — пускай на рынках рабских людей языка нашего выкупают. За то деньги отдельно платить станем. И чтоб не жадничали. Всё-равно узнаем истину.

— А забирать их как?

— Александр сей обмолвился, что дважды им по пути острова попадались… Надо ближние к ним выбрать, и там строить заставу могучую. Чтобы в случае чего отбиться могла от врага.

— Добро. Уж до островов то они наших людей всяко довезут…

Князь кивнул. Потом добавил:

— Клятву надо на их книге взять святой, что никому, кроме магистра их про нас не расскажут.

— И пригласить бы его в гости стоило…

— Сначала посмотрим, как дружба наша сложиться. Мы на их Распятого посягать не станем. А ни пускай нас не трогают…

Теперь кивнул Крок, и Ратибор устало потянулся:

— Вроде всё на сегодня? А, вот же… Забыл… Схожу гляну, что там за чудище наши отловили…

— Мне с тобой?

— Стоит ли? Дознатчики уже, небось, всё выпытали, что нам нужно. А картина после их работы неприглядная… Лучше отдохни. Завтра с Добрыней всё обсудим, да с тамплиерами. И будем собирать их в дорогу…

Распрощались. Крок ушёл к себе, а князь открыл потайную дверцу в стене, взял со стены лампу масляную, спустился по лестнице вниз, в подвал, где на глубине нескольких саженей находилась тюрьма для таких вот пленников…

…В пыточной было душно от факелов и жаровни, на которой калилось железо. Одетый в кожаный фартук с засохшими брызгами крови дородный детина зверски вращал глазами, потрясая перед растянутой на колесе людоедкой раскалённым докрасна железным прутом. Дверь со скрипом распахнулась, и на пороге возник князь. Мгновенно прут полетел обратно в жаровню, и палач склонился в поклоне:

— Прости, княже, молчит, зараза! Как ни пугал — молчит, будто язык откусила!

Толмач в углу кивнул в знак согласия.

— Ну, да… Мы, славы, мягкосердечные. Женщину трогать, хоть и людоедка она, душе противно… Она, видно, сообразила, что к чему, теперь смеётся над нами…

Вздохнул:

— Хоть что-то сказала?

Оба дружно замотали головами.

— Нет, княже…

Ратибор подошёл поближе к пыточному колесу, посветил себе лампой… И едва не охнул — лет семнадцать ей… Не больше. И череп не сплюснутый. Коли не знать — так и не скажешь, что из людоедов… Щёки чистые… Без картинок этих синих… Разжал её рот, хоть та изо всех сил мотала головой — зубы целые на диво! Без дырок, в которые нефрит вставлен… Это что получается — что теперь майя стали лазутчиков готовить? Где же они таких вот целых, ни исписанных, не изрезанных берут? Плохо дело…

— Спроси, как её имя?

Толмач пролаял вопрос, но пленница отвернулась в сторону. Князь ухватился рукой за подбородок, но та вырвала голову и смачно плюнула ему в лицо… Все замерли — и палач, и переводчик… Девушка злорадно оскалила зубы, что-то быстро заговорила, спеша до того, как её убьют…

— Она вещает, княже! Говорит, что настанет день, и придут истинные воины, и уничтожат всех бледнокожих и их приспешников, и сложат из их сердец пирамиды выше самых высоких гор, и воссияет вновь сила майя, которым суждено править самим Временем…