— Нет, благодарю. — Нахожу свободное место рядом с Шелли, сажусь и оглядываюсь. Интерьер кабинета мистера Мидара представляет собой впечатляющее смешение нового и старого. Он выполнен в кричаще современном стиле с присутствием стекла и мрамора, но декорирован восточными коврами и предметами антикварной мебели. Возникает эффект успокаивающей прозрачности.

— Здесь очень красиво, — говорю я.

— Правда? — Кэтрин наклоняется вперед по ту сторону стола. — Я в восторге от стиля Стоуна. [1]

— Да. Здесь столько гранита, что можно открывать карьер.

Она хихикает, словно над шуткой неразумного дитяти.

— Я имела в виду Эдварда Стоуна, архитектора.

— Ах, конечно. — Есть что-то, чего эта женщина не знает? Вместо того чтобы производить на меня должное впечатление, эрудиция Кэтрин подчеркивает мою невежественность, ее сила наводит на мысль о собственной слабости, ее компетентность во всех вопросах заставляет чувствовать себя такой же бесполезной, как утягивающее белье на Виктории Бекхэм. Я от всей души люблю Кэтрин, но это любовь, сдерживаемая страхом, — не знаю, результат ли это моей неуверенности или высокомерия невестки. Как-то мама сказала мне, что я обладаю всеми достоинствами Кэтрин, только еще капелькой неуверенности в себе. «И слава богу», — добавила она шепотом. Это был единственный раз, когда мама критически отозвалась о Великой Кэтрин, но даже это замечание укрепляет мои душевные силы.

— Изначально здание возводили для компании «Стэндард ойл», — продолжает Кэтрин, словно мне интересны подробности. — Если не ошибаюсь, его построили в семьдесят третьем.

Джей отодвигает свой стул так, чтобы не попадать в поле зрения Кэтрин, и очень комично зевает. Все внимание Джоада приковано к жене.

— Превосходно, дорогая. Это третье по высоте здание в Чикаго, — добавляет он и смотрит на Кэтрин так, словно ждет одобрения. Несмотря на то что мой старший брат — один из самых уважаемых молодых архитекторов, я чувствую, что он немного страшится женщины, на которой женат. — Уступает лишь Трамп-Тауэр и Уиллис-Тауэр.

Кэтрин поворачивается ко мне.

— Ты знаешь, Уиллис-Тауэр — бывший Сирс-Тауэр.

— Сирс-Тауэр? — спрашиваю я и тру подбородок в напускной растерянности. — Зачем универмагу целый небоскреб? [2]

Сидящий через стол Джей усмехается. Кэтрин же смотрит на меня так, словно не совсем верит, что я шучу вместо того, чтобы внимать и запоминать.

— В этом здании восемьдесят три этажа над землей и…

Игра в эрудицию по теме «Архитектура» заканчивается, когда открывается дверь, и высокий, взъерошенный мужчина вбегает в кабинет, слегка задыхаясь. На вид ему лет сорок. Он пятерней приглаживает волосы и поправляет галстук.

— Всем привет, — восклицает он и проходит к столу. — Я Брэд Мидар. Прошу простить, что заставил вас ждать.

Он обходит вокруг стола, здороваясь с каждым из нас за руку, пока мы представляемся. Интересно, моих братьев одолевает та же мысль, что и меня: зачем мама наняла этого молодого человека вместо мистера Голдблата, бывшего много лет семейным юристом?

— Я был на встрече на другом конце города, — говорит Мидар, опускаясь на предназначенный ему стул во главе стола, по диагонали от меня. — Не ожидал, что она так затянется. — Бросает перед собой папку. Смотрю на Кэтрин, приготовившую блокнот и ручку для записей, и испытываю раздражение. Почему я сама не подумала о том, что придется записывать? Как же я буду управлять всей компанией, когда забываю даже о блокноте?

Мистер Мидар коротко откашливается.

— Позвольте прежде всего выразить вам соболезнования по поводу трагической потери близкого человека. Элизабет была мне очень симпатична. Мы познакомились лишь в мае, сразу после того, как ей поставили диагноз, но мне всегда казалось, что я знал ее многие годы. Я не мог остаться вчера на поминальный обед, но был на похоронах. Мне было приятно думать, что я пришел как ее друг, а не как юрист.

Мгновенно чувствую расположение к занятому юристу, нашедшему время прийти на похороны мамы — женщины, которую он знал шестнадцать недель. Вспомнился один юрист из моей жизни — мой парень Эндрю. Он был знаком с мамой четыре года, но так и не нашел времени почтить ее память. Силой выдавливаю из груди боль и стараюсь сконцентрироваться на встрече.

— Стоит ли говорить, — продолжает Мидар, — что я счел за честь взять на себя исполнение ее воли.

Спустя час уже перечислено почти все, что завещано мамой благотворительным организациям, а Джей и Джоад становятся обладателями таких сумм, что могут всю оставшуюся жизнь провести в праздности. Когда мама успела накопить такие богатства?

— Завещанное Брет Боулингер будет зачитано позже. — Мистер Мидар снимает очки и смотрит на меня. — Этот пункт помечен звездочкой. Я потом вам поясню.

— Хорошо, — киваю, почесывая голову. Почему мама не велела упоминать о причитающейся мне доле сегодня? Может, объяснение в том красном блокноте? И тут меня озаряет. Я наследую всю компанию, которая стоит сегодня миллионы. Одному богу известно, выживет ли она под моим руководством. Голову сдавливает тугим обручем.

— Следующий пункт — дом вашей матери. — Он водружает на нос очки для чтения и ищет в документе нужный раздел. — «Дом один-тринадцать по Астор-стрит, как и все его содержимое, должно оставаться неприкосновенным в последующие двенадцать месяцев. Ни само строение, ни имущество не может сдаваться в аренду или быть продано в течение этого времени. Мои дети могут проживать в доме не более тридцати дней и имеют право использовать все предметы домашнего обихода для личных нужд».